Каждый раз, когда она говорила «Питер», у него по спине бежали мурашки.

– Вы так думаете? – спросил он сухо.

– Конечно, – засмеялась она.

* * *

Местный торговец скобяными изделиями жил через пару домов, рядом со своей лавкой.

Печи, садовые инструменты и коллекция абсурдных антикварных безделушек заполняли окно.

Ван-Ин толкнул тяжелую дверь из кованого железа, и они вошли внутрь. Прошло минуты две, прежде чем за кассой появилась грузная женщина. Ханнелоре рассматривала маленькую фарфоровую фигурку пастушки, прислонившейся к стволу дерева.

– День добрый, могу я помочь? – спросила женщина, широко улыбаясь.

Ван-Ин показал ей свое удостоверение, сделав невинное выражение, он заметно нервничал.

– Пару вопросов, – сказал Ван-Ин успокоительно.

Ханнелоре взяла другую фигурку, на этот раз пастуха, игравшего на двух дудочках. Она притворилась, что разговор ее не интересует вообще.

К счастью, Ван-Ин не обращал на нее внимания.

– Это насчет одиннадцатого номера.

– Наконец-то, – обрадовалась жена торговца. – Давно уже пора что-нибудь сделать с этим местом. Соседи начали жаловаться уже очень давно. Но мэр отказывается что-нибудь предпринять.

Вы не поверите, что происходит там ночью, офицер, – выпалила она на одном дыхании, с некоторым облегчением, что этим местом заинтересовалась полиция. – Невозможно пройти там по выходным из-за байкеров, молодежь, знаете этих типов. Бог знает, какую они поднимают грязь, но пришло время положить этому конец.

– Так там никто не живет? – произнесла вдруг Ханнелоре жестко, профессионально. Она поставила пастуха с дудочками на место. Это была Ханнелоре, которую он встретил в первый раз так недавно, в воскресенье.

– О, – вскрикнула жена владельца скобяной лавки. – Мы живем здесь двадцать лет. Молодая леди, она приезжала время от времени вначале, но мы не видели ее последние десять лет.

– Она была одна? – спросила Ханнелоре. Такой вопрос был не в ее стиле.

– Иногда могли приехать дочь и ее муж, с… как же его имя… маленьким Бертраном. Господин Делайе много работал в саду. Если бы вы видели тогда эту молодую особу, прямо бриллиант.

– Делайе? Не тот ли…

– Господина Дегрофа зять, – нетерпеливо пояснила женщина Ханнелоре.

– Госпожа Шарлотта хирург-офтальмолог. Она лечила моему отцу катаракту. Она очень хорошая – лучшая из них. Уж я-то знаю.

– Так, кроме господина и госпожи Делайе, никто никогда не жил в этом доме? – прервала ее Ханнелоре.

– Нет ничего такого, чего бы я не знала, – ответила женщина. – Если бы они были, мы были бы в курсе, не так ли? – подмигнула она.

– Конечно, вы бы знали. – Ван-Ин кивнул. – Трудно в таком месте сохранить тайну.

– Хотите, я позову мужа? – спросила женщина любезно. – Ему, правда, больше нечего добавить.

– Спасибо, но нет необходимости. Вы помогли лучше всех. Есть с чем работать.

– Я рада, хорошего дня, – отозвалась она приветливо.

– Кстати, – сказал Ван-Ин, держась за ручку двери, – местный архив находится здесь, в Лоппэме, или мы должны ехать в Зедельгем?

– К счастью, нет, это прямо за углом. Посетить ратушу всегда было легко и просто, но большинство служб находится в Зедельгеме.

* * *

С тех пор как администрация расположилась в Зедельгеме, только три человека все еще занимаются некоторыми делами в очаровательной ратуше Лоппэма.

Молодой человек лет тридцати отвлекся от своей деятельности, когда вошли Ван-Ин и Ханнелоре. Он открыл ящик в металлическом столе и спрятал книгу кроссвордов.

– Могу я помочь? – спросил он с искренней улыбкой. Пара веселых глаз сверкала сквозь кругленькие очки в черепаховой оправе.

Ван-Ин представился, но, в отличие от жены владельца скобяной лавки, молодой клерк не дрогнул.

– Дом Дегрофов, – протянул молодой человек, – что там, убийство?

– Нет, ничего такого, – сказал Ван-Ин. – Могу ли я рассчитывать на ваше благоразумие?

– Конечно, комиссар. – Молодой клерк навострил уши.

– Некая Орели Дегроф недавно поселилась в центре Брюгге, и она оставила Риджсель, 11 как свой последний адрес. Оказывается, место пустовало в течение многих лет. Не могли бы вы помочь кое-что выяснить?

Здоровый румянец на щеках молодого человека быстро исчез. Теперь он явно занервничал и с тревогой посмотрел по сторонам. Ханнелоре попробовала успокоить его улыбкой.

– Вы ведь из полиции? – спросил он. – Из настоящей полиции?

– У вас есть причина сомневаться? – спросила Ханнелоре со слащавым фламандским акцентом.

Ван-Ин протянул удостоверение мертвенно-бледному клерку, казалось убедив его.

– Мне кажется, вас кто-то ввел в заблуждение, – протянул он. – Орели Дегроф была помещена в психиатрическую клинику больше двадцати лет назад. В Сен-Мишель.

– Вы уверены? – спросила Ханнелоре.

– Если мы говорим о старшей дочери Людовика Дегрофа, тогда это так. Время от времени мне рассказывал о ней отец. Она приезжала раньше сюда летом. Мой отец в эти дни выполнял кое-какую работу по дому и в саду, а мать готовила, когда были гости.

– Вы говорите, это произошло более двадцати лет назад.

Молодой человек закусил губу. Было очевидно, что для него это тяжелая тема.

– Они держали ее взаперти против воли, – неохотно признался он. – Отец говорит, что это было все сфальсифицировано. Он предупредил меня несколько раз, чтобы быть осторожным с Дегрофами. Могущественная семья. Дегроф-старший использует людей, ломает их и губит карьеру. По словам моего отца, он должен был забрать ребенка Орели, и она попыталась убить его, однако я не могу утверждать.

Он, казалось, вдруг пошел на попятный.

– Было очень много историй в те годы. Не могу сказать, кто знает больше.

Ханнелоре поправила бретельку бюстгальтера. Это была музыка для ее ушей. Отец, который запер дочь в психиатрической больнице, а затем пытался сохранить все дело в тайне, именно такая информация нужна Ван-дер-Эйку. Это соответствовало его стратегии. Молча ликуя, Ван-Ин успокоил юношу, заверив, что информация будет рассматриваться в строжайшей конфиденциальности и он может спать спокойно.

– Так что же вы думаете? – Ханнелоре сияла, когда села в машину.

– Слухи, слухи, вот и все, – сказал Ван-Ин в нос. – И не забывайте, все это было так давно.

Но он признавал, что трагедия, подобная этой, часто приводила к семейным распрям. Он видел золото Дегрофа в растворе кислоты – результат этой вражды.

Абсурдность преступления шла рука об руку с причудливыми и нелогичными поступками людей, причина которых – месть.