Когда их накрыла песчаная стена и Уилл не мог видеть даже собственную руку, он молился. Когда взорвавшаяся у дороги бомба швырнула на землю Хамви и тот ослеп, а ветер выл так, словно он оказался в двигателе «Си-17», он тоже молился, но то был последний раз.

— Когда мы молимся, то на самом деле просим себя — себя, а не Бога — о помощи. Мы просим нашего собственного божественного вмешательства, — ответили отцу губы Уилла в зеркале. — Так что мне ни к чему молиться какому-то божку на троне. Я — Божья Воля, потому что я — собственная Воля. Мне не нужен ни Бог, ни ты, потому что я — Божья Воля.

— Похоже, ты не только пальцев, но и мозгов лишился, — сказал его отец, и это прозвучало странно в комнате, где на позолоченной консоли под венецианским зеркалом стояла древняя каменная стопа со всеми пятью пальцами.

Впрочем, Уилл, видевший немало изуродованных ног после взрывов, устроенных в толпе бомбистами-самоубийцами, считал, что лучше не иметь нескольких пальцев, чем быть целой стопой, но без всего остального.

— Теперь это лечат. Но знаешь что? — сказал он своему отцу в Риме. — За все эти годы ты так ни разу и не приехал ко мне. Ни в Германию. Ни в Чарльстон. Ты ни разу не был в Чарльстоне. Я был в Риме бессчетное множество раз, но ни разу — ради тебя, хотя ты и думал иначе. Исключение — сегодня, потому что мне нужно кое-что сделать. Исполнить миссию. Меня оставили в живых, чтобы освобождать других от страданий. Тебе этого не понять, потому что ты себялюбец и тебе наплевать на всех, кроме себя самого. Посмотри на себя. Богатый, черствый, холодный.

Тело Уилла встает из-за стола и — он видит это в зеркале — идет к позолоченной консоли. Он берет древнюю каменную стопу. Внизу, под окнами, плещется вода и шумят туристы.

В руке у него ящичек для инструментов, с плеча свисает фотоаппарат. Уилл идет по пляжу Хилтон-Хед к месту назначения. Он должен выполнить свою миссию. Он садится, открывает ящичек и достает заполненный особым песком фризер и маленькие флаконы с бледно-сиреневым клеем. Подсвечивая фонариком, выдавливает капельки клея на внутреннюю сторону ладони и пальцев, потом поочередно погружает руки в песок. Держит руки на ветру. Клей высыхает быстро, и вот у него уже наждачные ладони. Уилл проделывает то же самое с голыми пальцами ног, осторожно намазывая клеем подушечки всех семи пальцев. Пустые флаконы и остатки песка убирает в ящичек.

Он выключает фонарик и оглядывается.

Его путь — туда, к воткнутому в песок знаку «Посторонним вход воспрещен». Дальше — дощатый настил, который ведет к огороженному заднему дворику виллы.

Парковка за офисом Скарпетты.

Вначале, когда она только открыла свою практику, это место стало предметом споров с соседями, обжаловавшими едва ли не каждое ее начинание. И если в вопросе с ограждением — вечнозеленые кустарники и роза «Чероки» — победа осталась за ней, то в схватке за освещение верх взяли противники. Так что ночью на парковке темно.

— Пока что я не вижу оснований для отказа. А работа у нас всегда найдется, — говорит Скарпетта.

Пальметто и кусты тихонько покачиваются и шелестят листьями. Роза и Скарпетта идут к машинам.

— Если уж на то пошло, в саду работаю я одна. И нельзя же не доверять всем и каждому, — добавляет она.

— Только не иди на поводу у Марино. Рано или поздно он подтолкнет тебя к чему-нибудь такому, о чем потом пожалеешь, — говорит Роза.

— Вот ему-то я как раз не доверяю.

— Вам нужно поговорить. Сесть и обстоятельно все обсудить. Не в офисе, конечно. Пригласи к себе. Приготовь что-нибудь. Он тебе зла не желает.

Они останавливаются у «вольво» Розы.

— Меня беспокоит твой кашель. Оставайся-ка завтра дома.

— Лучше бы ты ничего ему не говорила. Я вообще удивляюсь, что ты всем нам рассказала.

— За меня это, наверное, сделало кольцо.

— Не нужно было ничего объяснять.

— Марино пора посмотреть в лицо правде и признать то, чего он постоянно избегает.

Роза прислоняется к капоту, как будто устала и не может стоять без поддержки. А может, у нее болят колени.

— Тогда сказать следовало в самом начале, давным-давно. Ты не сказала, а он все это время лелеял надежду. Выдумывал всякое, строил фантазии. Ты стараешься не касаться чужих чувств, но легче от этого… — Она не договаривает из-за приступа кашля.

— У тебя определенно грипп. — Скарпетта касается ее щеки ладонью. — По-моему, и температура поднялась.

Роза достает из сумочки салфетку, промокает глаза и вздыхает:

— Взять на работу такого человека. Как ты могла даже подумать о нем?! — Она имеет в виду Булла.

— Практика расширяется. Мне нужен помощник в морге, и я уже отчаялась найти такого, кого не нужно было бы учить.

— Думаю, ты не очень-то и старалась. Или слишком завышала критерии.

Машина у нее старая, и Розе приходится открывать замок ключом. В салоне зажигается свет. Лицо у нее усталое, осунувшееся. Роза опускается на сиденье и чопорно обтягивает задравшуюся юбку.

— Квалифицированного помощника можно было бы найти в похоронном бюро или больничном морге, — говорит Скарпетта, держась за дверцу. — Все самые крупные похоронные бюро в округе принадлежат Генри Холлингсу, который, как выясняется, проводит аутопсию в Медицинском университете Южной Каролины. И кого, по-твоему, он предложит, если я обращусь к нему за рекомендацией? Нет, помощи от нашего чертова коронера не дождешься. Ему успешные конкуренты не нужны.

— Ты повторяешь это уже два года. Без всяких на то оснований.

— Он меня избегает.

— Может быть, тебе и с ним стоит поговорить. Для прояснения ситуации.

— Откуда мне знать, что это не его стараниями в Интернете вдруг перепутали мой домашний адрес с рабочим?

— А с чего бы ему ждать так долго? Почему именно теперь?

— Самое время. Из-за случая с тем мальчиком о нас заговорили в новостях. И заниматься им власти округа пригласили меня, а не Холлингса. Я участвовала в расследовании дела Дрю Мартин и как раз вернулась из Рима. И вот тут кто-то звонит в Торговую палату, якобы чтобы зарегистрировать практику, и дает мой домашний адрес как офисный. И даже вносит членскую плату.

— Ошибку они исправили. Кстати, у них ведь должна быть запись, кто произвел оплату.

— Кассовый чек. По их словам, звонила женщина. Адрес, слава Богу, успели изъять, прежде чем он разошелся по всему Интернету.

— Коронер не женщина.

— Это еще ни черта не значит. Такие люди грязную работу сами не делают.

— Позвони ему. Спроси напрямик, чего он добивается. Хочет выгнать тебя из города? Точнее, нас всех. Думаю, тебе нужно со многими поговорить. Начни с Марино.