Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я так и предполагал. Ее преданность работе и потребность в рутине не позволяют исследовать мир. Хотя возможно, если она почувствует необходимость перемен, она просто сменит профессию или любовника или переедет в новое место, возобновляя те же самые безопасные привычки.
Вот почему психопаты становятся исключительным серийными убийцами. Дело не только в отсутствии эмпатии или потребности в адреналине для имитации всплеска чувств; дело в легкости, с которой они приспосабливаются и повторяют рутину.
Им это нужно, чтобы выжить.
Блейкли выходит на серый пляж, ее ноги в ботинках ловко скользят по камням, когда она приближается к спокойной воде. Долгое время она молчит, и я просто наблюдаю за ней.
Легкий ветерок гуляет по ущелью и касается ее волос, рассыпая светлые пряди по одному плечу. Я вспоминаю, как впервые увидел ее в баре, у меня перехватило дыхание, грудь сдавило и отчаянно не хватало кислорода, она украла всю жизненную силу из помещения. Тогда она была неземным созданием, а сейчас она неземная богиня. Залитая лунным светом, она так мучительно прекрасна, что у меня ноют кости.
— Ты ведь не в отпуске, да? — внезапно спрашивает она.
Очнувшись от своего транса, я прочищаю горло.
— Это важно? — спрашиваю я.
— Я бы хотела знать правду. Так что, да.
— Нет, — откровенно признаюсь я. — Я не в отпуске. Выходных тоже не было. Год назад меня уволили с работы в лаборатории.
Блейкли глубокомысленно кивает, как будто устанавливая какую-то связь.
— Сколько раз ты проделывал свою процедуру? — спрашивает она. — На скольких людях?
Священный момент прерван, я снимаю очки и протираю линзы кофтой.
— До тебя было пять объектов, — я решаю, что честность — лучший способ начать устанавливать доверие.
Крепче прижимая руки к груди, она прячется от ночной прохлады. Не смотрит на меня.
— Сколько раз ты терпел неудачу, Алекс?
— Каждый эксперимент до тебя заканчивался неудачно.
Она поворачивается ко мне лицом.
— Неудачно, — повторяет она. — Где они? Где эти неудачные эксперименты… подопытные?
Я выпускаю из легких тяжелый воздух, затем делаю шаг ближе к ней.
— Они утилизированы.
Смысл моих слов ясен, и все же она не реагирует. Блейкли выдерживает мой взгляд с суровостью, которая заставила бы съежиться более слабого человека.
Наконец, она говорит:
— А если ничего не получится со мной?..
— Я не буду, — говорю я, останавливая ее.
Она поворачивается ко мне спиной и смотрит на черную воду.
— Я не боюсь смерти. Есть вещи похуже. Я боюсь, что ты хуже, Алекс.
Ее слова пронзают меня, и я снова испытываю отвращение к тому, что она с легкостью причиняет мне боль, а сама ничего не чувствует.
— Я потерпел неудачу, признаю это, — я боком подхожу к ней, становясь так близко, как только могу, не касаясь. — Но с тобой этого не произойдет.
— Ты бредишь, — она расцепляет руки и поворачивается в мою сторону. — Что будет, если ты меня вылечишь? Просто отпустишь меня? Дашь пластырь и леденец на палочке и отправишь восвояси?
Мой рот приоткрывается, но я удерживаюсь от банального ответа. Правда в том, что я знаю, чего хочу. Я одержимо думал об этом с тех пор, как впервые увидел ее многообещающие данные. И все же знаю, что эта безразличная девушка, стоящая передо мной, не готова услышать мои снисходительные и, по общему признанию, эгоистичные доводы.
Она качает головой.
— Точно. Ты не думал так далеко вперед. Ты так зациклился на решении, что последующее, никогда не приходило в твое ученый мозг. Что ж, я скажу, что произойдет, доктор Чемберс, — она придвигается ближе, — я буду презирать тебя. Если я и проявлю хоть каплю сострадания, то не к тебе. Я буду ненавидеть тебя каждой клеточкой своего тела.
Я решительно вздергиваю подбородок.
— Ненависть — самая сильная эмоция. Если мне удастся вернуть тебя к жизни, твоя ненависть — это риск, на который я готов пойти. Испытывать твою ненависть желаннее, чем вообще ничего.
Выражение ее лица меняется со вспышкой замешательства, прежде чем она отодвигается.
— Не важно. Ничего не важно. Ты облажаешься.
Я поднимаю бровь. Немного обидно, что она не верит в меня.
— Когда-то у меня был коллега, — говорю я усталым голосом. — Он перестраховался. Заслужил похвалу начальства, произвел впечатление на инвесторов. Раньше я ему завидовал. Он всегда добивался успеха, никогда не терпел неудачу. По крайней мере, так казалось сначала. Правда была в том, что он никогда не терпел неудач, потому что ничем не рисковал.
Когда она ничего не отвечает, я надеваю очки и подхожу к ней.
— Творить только ради похвалы, не осмеливаться сделать опасную и пугающую вещь, которая идет вразрез с ожиданиями, — это слабый и трусливый способ идти по жизни.
Она наклоняет голову, внимательно изучая меня.
— Но ты все равно лажал.
Я киваю один раз, с трудом.
— Чтобы достичь истинного величия, приходится терпеть неудачи раз за разом. Только через наши неудачи мы стремимся распознать то, что действительно важно. Посредственность — смертный приговор гениев.
— И твои невольные объекты погибли из-за твоей гордости, — она сокращает расстояние между нами, ее тело так близко, что мое желание прикоснуться к ней — адски болезненное. — Это делает тебя не гением. А убийцей.
Ее навязчивый запах и едкий яд хлещут по мне, одновременно атакуя чувства и разум, я должен либо прикоснуться к ней, либо отойти подальше, чтобы прекратить мучения.
— Ты ошибаешься. Это не имеет ничего общего с моей гордостью, — говорю я, решая подойти к кромке воды, чтобы вдохнуть воздух, не пропитанный ею. Ее замечание воскрешает память о Мэри. Пресса называла ее чудовищем. «Докторша-психопатка», так они окрестили мою сестру. — Вообще ничего подобного.
— Тогда докажи это, — говорит она. — Отпусти меня.
Но я не разговариваю с ней. Теперь голоса прошлого шепчут мне ужасные вещи.
— Она была не такой… я не такой.
— Алекс, о ком, черт возьми, ты говоришь?
— Пойдем, — говорю я, хватая ее за запястье. — Нам нужно уходить.
Блейкли отказывается. Она упирается в каменистую землю и останавливает меня.
— Зачем ты все это делаешь?
Моя хватка усиливается, пальцы остро чувствуют ее пульс, и ощущение ее теплой кожи.
— Я хочу знать правду, Алекс. Сейчас же.
Я встречаюсь с ней взглядом, лунный свет отражается в омутах ее глаз и переливается яркой зеленью. Затем я смотрю туда, где моя рука сжимает ее плечо. Отпускаю. Произнося проклятие, я запускаю пальцы в волосы.
— Тебе меня не переубедить, — честно говорю я ей. — Никакие дебаты, никакие аргументы не изменят результата. Я зашел слишком далеко, пожертвовал слишком многим, чтобы просто остановиться.
В