что им хвататься. В квартире ж было ещё и тепло – управляющая коммунальная компания не зря ела хлеб, и всё это, видимо, изрядно постояло, так что простая подготовка не спасала от рвотных позывов. Это было действительно омерзительно. Наша служба и опасна, и трудна, так что пошёл внутрь, стараясь ничего не задеть, а то, что я пытался не задеть, было намазано буквально по всей площади квартиры. Мог бы я решить, что внутри что-то взорвалось? Конечно же. Если б были повреждения мебели, следы огня, выбитые стекла, но, если не считать табуретки, о которую споткнулся Овценкевич, когда отступал от невидимого неприятеля, убранство сохранилось под слоем крови и фарша из органов. Позже эксперты насчитают, что в квартире, на момент инцидента находилось пять человек, но я это и сам предположил, так как в зале было обнаружено пять стаканчиков, частично заполненных неким алкоголем. Погибшие сидели вокруг обычной коробки, в которой, на момент нашего прибытия, уже частично и находились. Один из экспертов высказал идею, что все пять жертв будто затянуло внутрь коробки, а потом распылило по стенам. Идея была интересной, но коробка всё ещё была обычным ящиком из гофрокартона, в которой перевозили посылки, поставляли товары в магазины, и прочее, и прочее. Никаких опознавательных знаков поверх я не увидел, и оставалось лишь ждать, что обнаружится на дне. Аккуратно-аккуратно, боком-боком, я выбрался из квартиры тридцать два, и, в сопровождении другого лейтенанта, кажется его фамилия была Левашов, отправился пообщаться с соседями. Некоторые из них, впрочем, уже повылезали из своих квартир, изрядно воняя на тему рвоты на лестничной клетке.

– Вот же наркоманы. Так и повадились сюда ходить, – причитала до того стереотипная бабка, что происходящее начинало напоминать российский сериал.

– А вы, стало быть, местная? – я показал ей своё удостоверение.

Увидя меня, она аж в улыбке расплылась.

– Ой, да наконец-то, наконец-то разгоните их поганую блат-хату, прости Господи. Видите, что делают. А убирать кто будет?

– Это вы про жителей тридцать второй?

– Да про них. Про них!

Несколько человек, слушающих наш разговор, закивали в тон бабкиной полемике. Семьи, их родители, какие-то помятые мужики. На весёлую молодёжь с плакатов они тянули едва ли. В воздухе стоял явный запах алкоголя и кошек. Где-то плакал ребёнок.

– Как к вам обращаться-то вообще можно?

– Инна Павловна я. Караева. Всю жизнь тут жила, все мы, – она повела рукой в сторону соседей, – А тут вселили значит, якобы, студентов. Только вот не студенты они.

Всю жизнь жила, говорит. Вот только дому, самое большее, лет пять.

– Так кто же они, по-вашему, Инна Павловна?

– Наркоманы. Постоянно тут собирались, песни пели, а потом я шприцы находила на лестничной площадке.

– А что за песни-то? Может обычная пьянка с гитарой, а шприцы вообще не их.

– Да как не их-то? Как не их?

Я понял, что бабкино мнение изрядно предвзятое, и отправился поговорить с мужчиной поодаль, который стоял и озадачено всматривался в дверной проём. Увидя меня, он несколько вздрогнул, но заговорил со мной первым.

– Пална права. Квартира была странная. Конечно же, она преувеличивает, но всё же… странная. Кто хозяин, не ясно. Всё через агентство. Риелторы, помню, пришли, привели этих ребят, их тогда трое было. Всё подписали, договорились, ушли. Я тогда домой шёл, как раз всё видел.

– А как давно они заехали?

– Ну… где-то год уже живут. Жили. Я, сам-то, из тридцать-третей, – он проводил взглядом эксперта, который побежал на улицу, не совладав с собой, – Слышал какие-то странные звуки. И да! Они пели. Но это не были застольные песни. Как-то… как-то странно было. А потом БАЦ. Хлопок такой, и всё стихло. Долго была тишина оттуда, но иногда кто-то будто бы стену карябал. Звук такой…

Он изобразил звук по известковой стене подъезда, осыпая ногтями побелку.

– Это вы вызвали сотрудников?

– Я хотел. Я уже думал, что вечером буду звонить. Пахло уж очень жутко. А потом вы приехали. Я аж удивился.

– Кто жил-то вообще? Как выглядели?

– Славянская внешность. Молодые. Два парня и девушка были, похожи на студентов, в самом деле. Потом к ним ещё двое пришло. Один был крупный такой, повзрослее. Второй… ну… тоже подросток. После этого они начали мало выходить наружу. Я их видел только рано-рано утром, они порой покупали продукты. Даже не знаю, чем они зарабатывали, чем квартиру оплачивали. Очень странно. А раньше вроде на работу ходили. Мне так показалось…

В квартире были найдены документы одного из парней и девушки. Соседи их опознали. Социальная изоляция молодых людей оказалась весьма объяснимой – они занимались разработкой каких-то приложений, но большего мы не смогли выяснить. Информации об их работодателях попросту не было, что давало возможность предположить работу на незарегистрированное, как ИП или ООО, частное лицо. Информацию мы смогли получить из социальных сетей, но она тоже была весьма посредственной, так как профили они вели неактивно, заходили редко, а переписки оказались практически пустыми. Со своей стороны, я высказал предположение, что ребята могли пользоваться какими-то иными сайтами и мессенджерами, кроме тех, что мы проверили, но таких деталей мы установить уже не смогли. Рабочие компьютеры в квартире были исключительно рабочими. Через родственников, мы так же смогли выйти на данные о третьем арендаторе, и вот тут было уже интереснее. У нас была фотография, были показания о имени и фамилии, был мобильный телефон, где было контактов пять-шесть, и из этого мы смогли получить имя отца покойного, а соответственно и контакты этого мужика, который очень удивился нашим историям. Так получилось, что его сын считался мёртвым, и батя даже похоронил его рядом с супругой. В эксгумации не было нужды, ибо мы нашли фотографии из морга, по которым жильца тридцать второй так же опознали. Мы так и не смогли найти что-либо толковое о крупном четвёртом, и его друге, который у нас шёл пятым. Анализ останков мало что дал, но вот в коробке обнаружили два из пяти целых черепов. В сущности, мы даже не могли точно сказать – какое количество арендаторов находилось в квартире на момент трагедии. От всего этого, голова начинала болеть, и оставалось за неё хвататься, как за спасительную соломинку, да и чтоб она не лопнула.

Мы не расслаблялись. С одной стороны, мы поступили очень непрофессионально, и нет нам оправдания – другие жильцы не должны были толпиться на месте преступления, и, разумеется, журналисты растащили новость. Радует, что фотографий у них не