Эмили поколебалась — и сдалась. Она вышла замуж за Леона Блюэ, вышла потому, что он мог платить за обучение Мистраль. Замужество, считала она, даст ей возможность безбедно жить до тех пор, пока девочка вырастет. К тому же у нее появилась возможность откладывать деньги. Леон немолод. Когда он умрет, она останется вдовой со значительным состоянием.

Но он обманул ее. Первая часть договора была полностью выполнена: он платил за обучение Мистраль, а Эмили жила безбедно. Но когда Леон умер, Эмили обнаружила, что почти все свое состояние он оставил своему племяннику, молодому человеку, к которому он был очень привязан. Эмили же достался их дом в Париже и заведение «Дом 5 по Рю де Руа».

Она так и не смогла понять, пошутил ли Леон, оставив ей это заведение, или решил таким способом восполнить отсутствие наследства. Он всегда считал это заведение самым доходным и уделял ему все свое внимание. Однако ему было прекрасно известно ее мнение на этот счет, он знал, что она ни разу не проявила ни малейшего интереса к тому, какой доход оно дает. Завещать это заведение ей, сделав его единственным источником ее существования после пяти лет совместной жизни, — было ничем иным, как намеренным оскорблением.

Эмили не сразу осознала, как смерть Леона повлияла на ее жизнь. Когда она через три дня после похорон отправилась к поверенному, она уже знала содержание завещания и была готова к тому, что придется немного сократить свои расходы. После того как поверенный сообщил ей о стоимости дома, в котором она жила, обратив особое внимание на то, что, раз дом находится в непрестижной части города, ей будет трудно выгодно его продать, она заговорила о «Доме 5 по Рю де Руа».

— Я продам его, — сказала она. — Сколько, по-вашему, он может стоить?

Водрузив на нос очки, поверенный углубился в лежавшие на столе бумаги.

— Я позволил себе предположить, что ваше решение будет именно таковым, поэтому навел некоторые справки. Думаю, вы можете получить десять тысяч франков.

— Десять тысяч! — почти закричала Эмили. — И все?

— Все, мадам, это разумная цена. Как мне сообщили сведущие в этом деле люди, в последние годы дела в заведении шли не так хорошо, как раньше. Месье Блюэ стал уделять ему меньше внимания. Клиентура, которая была достаточно высокого класса, значительно поредела. Может быть, мода изменилась. Подобные заведения могут процветать, а потом приходить в упадок, и никто не знает, как вы понимаете, почему очень известный дом свиданий в один прекрасный день становится непопулярным.

— Десять тысяч франков! — бормотала Эмили. — Как я смогу жить на эти деньги? Если это все, что у меня осталось…

Мистраль было одиннадцать. Эмили предстояло ждать еще семь лет, прежде чем у нее появится возможность начать претворять свой план в жизнь — план, который постоянно занимал ее мысли днем и о котором она мечтала по ночам. Семь лет — семь долгих лет, в течение которых Мистраль должна обучиться всем наукам, которые так необходимы, чтобы сыграть предназначенную ей роль!

Деньги, деньги, деньги! Ей нужны деньги, они нужны ей как воздух, но где их достать?

Эмили в задумчивости барабанила пальцами по столу. Внезапно она подняла голову, ее губы плотно сжались.

— Я не продам заведение, — резко проговорила она.

— Мадам! Но что вы будете с ним делать?

— Я сама буду управлять им! — ответила Эмили.

Никогда ей не забыть того мгновения, когда она переступила порог каменного особняка, стоявшего на тихой улочке вблизи от фешенебельного квартала города. Внутреннее убранство особняка неожиданно поразило Эмили. Серые, оттененные позолотой стены были выдержаны в хорошем вкусе, лестницы покрывали толстые ковры, зеркала вписывались в общий облик гостиной.

С домом все было в порядке. Но Эмили сразу же безошибочно определила, что привело заведение в упадок. Мадам, заправлявшая всеми делами, — разодетая женщина средних лет, вся в завитушках, постоянно хихикающая и глупо улыбающаяся, — оказалась в гораздо большем замешательстве, чем сама Эмили. Девочки, одетые намного беднее, чем ожидала Эмили, были растрепаны и размалеваны. Они вели себя развязно, не имея ни малейшего представления о дисциплине. Эмили знала, что ей вполне по силам исправить положение.

Она перевернула все заведение вверх дном и приступила к уборке и чистке с тем же усердием, с которым пять лет назад взялась за дом Леона. За месяц ее управления заведением количество клиентов возросло вдвое, за шесть месяцев — втрое, а через год о «Доме 5» говорили как о самом красивом и дорогом увеселительном заведении во всем Париже.

Усердие Эмили было вознаграждено. Во-первых, она узнала, что своими силами способна сколотить себе состояние, и, во-вторых, она стала еще хуже относиться к мужчинам. Раньше она ненавидела тех мужчин, которых знала, теперь же она презирала всех, считая их дураками, которые позволяют хитрым женщинам обманывать себя. За последние семь лет Эмили очень хорошо изучила мужчин, и ценность этих знаний была доказана довольно значительной суммой, которую она выручила после продажи «Дома 5 по Рю де Руа».

Когда она вспоминала о своем заведении, перед ней проходила длинная вереница мужчин: Леон Блюэ, получавший наслаждение от ее ненависти к нему; мужчины, с которыми ей приходилось быть вежливой, так как они были постоянными клиентами заведения; старики, юноши, высокие, маленькие, толстые, тонкие, мужчины всех национальностей, которые приходили к Эмили, движимые одной и той же целью, одним и тем же желанием.

— Вы настоящий друг, мадам! — восклицали они, когда Эмили оказывала им какие-то особые услуги.

Она улыбалась им в ответ, но они не имели ни малейшего представления о том, что она презирает их, что она скрывает насмешку, когда берет их деньги. Мужчины, всегда мужчины, с одной лишь разницей, что одни были богаты и способны заплатить за целый час полного отрешения от повседневных забот, а другие — прихлебатели, вроде Генри Далтона, готовые душу продать за пенс, заработанный на человеческой слабости.

Генри Далтон! Воспоминание о нем замкнуло круг, вернув Эмили к самому началу. Повернувшись к окну, она невидящим взглядом уставилась на море, и в этот момент раздался стук в дверь. Она заранее отослала Мистраль и Жанну и наказала им не возвращаться до половины пятого. Поэтому она сама открыла дверь — открыла дверь несчастью, которое поджидало ее снаружи.

Генри Далтон вошел в комнату. Он положил шляпу на стул и бросил на Эмили так хорошо знакомый ей взгляд из-под полуприкрытых век с бесцветными ресницами.

— Вы хотели меня видеть, месье?

Голос Эмили звучал холодно.

Генри Далтон оглянулся, чтобы удостовериться, закрыта ли дверь. Его губы растянулись в жалком подобии улыбки.

— Всегда к вашим услугам, мадам Блюэ.

— Мне кажется, вы ошиблись. Именно так я и подумала, когда получила вашу карточку. Я не мадам Блюэ, и, насколько я знаю, мы с вами никогда раньше не встречались.