— Тогда извините, но вам нельзя здесь находиться.

— Мы не работаем над этим делом. Мы занимаемся нераскрытым делом Делани, отдел ФБР по расследованию нераскрытых преступлений

— Сожалею о вашей потере, — говорит доктор Келлер.

— Спасибо, — говорю я, но мне кажется неправильным принимать его соболезнования. Я уже давно не являюсь другом Кэм. Хотя, если брать конкретный отрезок времени, сколько времени нужно, чтобы перестать быть чьим-то другом?

Я познакомилась с Кэмерон на первом курсе. Мы были одного возраста. Обе взволнованные, напуганные и любопытные. Три года мы были соседями по комнате, лучшими друзьями, а потом мир перевернулся, с нашего последнего разговора прошло несколько лет.

До вчерашнего дня.

Что это означает?

Рис и доктор Келлер разговаривают, до моих ушей доносятся приглушенные голоса. Затем я улавливаю одно слово более отчетливо, чем другие — одно слово, от которого у меня в жилах застывает кровь.

Ребенок.

Кэм была беременна.

Еле видящим взглядом я изучаю ее фигуру. Плоский живот. Больше нет того огромного живота, которому я так позавидовала накануне.

— Что случилось? — Я словно со стороны слышу, как задаю вопрос.

Судмедэксперт смотрит на Риса, молча советуясь, как много мне можно рассказать.

— Я справлюсь, — говорю я, заставляя голос звучать ровно.

Рис спокойно берет меня за руку и присаживается рядом. И я вижу предупреждение в его глазах.

Последствия.

Он не высказывает вслух свои страхи. Ему и не нужно. Я была одной из последних, кто видел Кэм живой. Возможно, даже последней. Учитывая это, звонок детектива Вейла мог быть уловкой. Пригласить меня обсудить нераскрытое дело и загнать в комнату для допросов.

Руки покалывает. Я чувствую, как кровь отхлынула от конечностей, захваченная адреналином. У меня учащается пульс.

«Она умерла из-за меня».

— Ребенок выжил, — говорит доктор Келлер. — Такое случается очень редко. В утробе младенец остается жив всего несколько минут после смерти матери.

Меня охватывает облегчение, и я чуть не падаю на пол. Однако это длится всего мгновение. Если бы я не поехала к Кэмерон, то она, скорее всего, была бы жива. Я так и знала, что вчера за мной следили.

— Как это возможно? — спрашивает Рис.

— Я не занимаюсь этой стороной дела, — говорит доктор Келлер, — но кажется, кто-то вызвал полицию. Скорая успела вовремя.

Вовремя, чтобы спасти малыша. Но не Кэм.

Кто сделал звонок?

— Жертве перерезали бедренную артерию, — продолжает доктор Келлер, возвращаясь к телу. — Это стало причиной смерти. Она получила восемь ножевых ранений, но каждое ранение, — он указывает на глубокие раны на груди, — само по себе не было смертельным. Хочется верить, что преступник намеренно старался не навредить плоду.

Плод. Он произносит это так… формально… Я тяжело сглатываю. Я делаю то же самое — дистанцируюсь от преступления. В моем случае мне приходится. Я не могу идентифицировать себя с жертвой. Это слишком опасно. Рис вбил в меня это правило.

Но это же Кэм.

Когда я смотрю на ее бледное, безжизненное тело, словно все яркие цвета, которые делали ее живой, высосали из плоти, я не могу оторвать взгляда. Ужасная ирония состоит в том, что Кэм умерла так, как должна была я…

Какими были мои последние слова?

Я отворачиваюсь. Меня мутит.

— Где рана, ставшая причиной смерти? — ребенок Кэмерон должен был выжить. Мне видно достаточно, чтобы понять, что убийца не стал наносить Кэм ту же рану, что и мне. Это бы навредило бы ребенку.

— Хейл, мы должны уйти, — в голосе Риса слышится растущий страх. Чем больше я узнаю, чем дольше буду здесь находиться, тем хуже для меня.

Доктор Келлер быстро открывает ноги.

— Вот, — он имитирует траекторию, по которой оружие прошло через бедро. — Прямо под ее тазом. Достаточно глубоко, чтобы перерезать бедренную артерию, но недостаточно глубоко, чтобы задеть бедренную кость.

— Это было намеренно? — Спрашивает Рис.

Судмедэксперт хмурится.

— Я бы сказал «да». Кем бы ни был преступник, он достаточно умен. Разрез был сделан твердой рукой. Не колеблясь. Место также было выбрано неслучайно.

— В смысле? — Рис ничего не может с собой поделать: агент в нем должен знать ответы.

— Жертва быстро истекла кровью, но не так быстро, чтобы подвергнуть плод риску. Я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, что это было намеренно, но я уже давно этим занимаюсь. — Он протирает очки. — Я доверяю своим инстинктам.

Редкое заявление для человека, занимающегося медициной. Я смотрю на Риса. Он питает уважение к тем, кто доверяет своим инстинктам. Это одно из главных различий между нами.

— Спасибо за честность, — говорю я доктору Келлеру. Он кивает, а я встаю, чтобы уйти.

Я уже собираюсь сбежать, но осознание того, что это последний раз, когда я вижу Кэм, меня останавливает. Глубоко вдохнув воздух с примесью химикатов, я плотнее запахиваю халат и иду к столу.

Рис ловит меня за запястье, и в голове вспыхивает воспоминание о прошлой ночи. Мольба, которую я видела в его глазах, желание сократить расстояние между нами. Теперь этим движением он умоляет меня остановиться. Не мучить себя. Чтобы это не было моим последним воспоминанием о Кэм.

— Я в порядке, — я отодвигаюсь и подхожу ближе к столу. — Прости, — шепчу я ей, но так тихо, что слышу только я.

Я не могу заставить себя дать Кэм ту же клятву, что и другим жертвам, на убийц которых охочусь. Как я могу? Ведь ее убийство связано с моим.

Я жду по другую сторону перегородки, пока Рис задает вопросы, ради которых мы и пришли. На мгновение дело Джоанны отступает на задний план, пока я вспоминаю моменты, которые провела с Кэмерон.

Как ни странно, я не считаю себя сентиментальной, но смерть любого может заставить прослезиться. Мы скорбим о том, чего больше никогда не сможем повторить, даже если давно об этом не вспоминали.

Мы боимся конца. Неотвратимого финала.

Словно ледяной душ это напоминает нам, что мы смертны.

Я слушаю, как Рис вместе с патологоанатомом пробегаются по основным пунктам. Профиль ДНК жертвы. Какие следы были обнаружены на теле, есть ли они вообще. Ушибы Кэмерон совпадают с синяками, найденными на Джоанне.

Доктору Келлеру необходимо провести официальное сравнение, но он уверен, что рваные раны — глубокий порез на бедре Кэмерон и рана на ребрах Джоанны — очень похожи. Если это правда, то он может доказать, что в обоих преступлениях использовалось одно и то же оружие.

Я обхожу перегородку.