— А лошадь? — осведомился Корбетт.

— Не стоило и смотреть, — ответил Селькирк. — Опять-таки, множество ран, две ноги сломаны, голова совершенно вывернута. Мы сняли с лошади упряжь и соорудили наспех похоронные носилки для тела короля. После чего вернулись в Абердур, откуда позже королевская барка перевезла тело короля через Ферт-оф-Форт.

— Значит, — спросил Корбетт, — вы не были на мысе Кингорн и не осматривали место, откуда мог упасть король?

— Нет, — медленно ответил Селькирк. — Хотя мы и снизу узнали место, откуда он упал, — это случилось как раз там, где дорога сбегает вниз по утесу к Кингорн-Мэнору.

Корбетт тонко улыбнулся.

— В таком случае я приношу вам самые искренние извинения, сэр Джеймс, — проговорил он. — Я-то полагал, что вы ехали поверху, увидели тело внизу, а потом подняли его на веревках.

Селькирк фыркнул, рассмеявшись:

— На кой черт мне было это делать? Я же говорю, прилив кончился, и любой поехал бы по той же дороге, что и я. Верхней дорогой пользуются только при плохой погоде или когда есть вероятность попасть в прилив. А ваши предположения насчет веревок и каких-то приспособлений для подъема тела — полный вздор, Корбетт.

Корбетт кивнул в знак согласия.

— Прошу еще только об одном благодеянии, ваша милость, — медленно проговорил он, обращаясь к епископу. — Но это необходимо сделать, даже если французы оскорбятся.

— Продолжайте, — устало вздохнул Уишарт.

— Я побывал в Кингорн-Мэноре, — продолжал Корбетт. — Попытался увидеться с королевой Иоландой, чтобы узнать у нее, почему она не послала людей на поиски короля, когда тот не прибыл в Кингорн-Мэнор.

Мне показалось странным, что жена, королева, принцесса, воспитанная в понятиях чести и долга, которой сообщили в совершенно ясных выражениях, что муж ее собирается прибыть к ней, ничего не предпринимает после того, как тот не появился. Любая женщина, обладающая здравым смыслом, немедленно встревожилась бы и послала бы кого-то из челяди на поиски. В конце концов, его могла сбросить лошадь, и он мог лежать, убившись, в такую непогоду на верещатнике. Мне нужно выяснить у королевы Иоланды, почему она поступила так, как поступила.

Корбетт внимательно следил за старым епископом. С одной стороны, он видел, как его собственные подозрения отразились в глазах епископа, с другой — Уишарт понимал, что подобная беседа может возмутить французов и вызвать больше неприятностей, чем она того стоит. Корбетт решил настаивать на своем.

— Из того, что нам известно, ваша милость, можно сделать выводы, что королева Иоланда причастна к смерти своего мужа. Ради нее, ради Франции, ради Шотландии подобные подозрения должны быть сняты!

Уишарт медленно кивнул.

— Королева Иоланда, — ответил он, — убывает завтра с отливом на рассвете. Французская галера примет ее на берегу Ферта и отвезет в открытое море, где будут ждать другие корабли, чтобы сопроводить ее во Францию. Я так понял, что французский посланник, де Краон, также будет провожать ее. — Епископ испустил вздох. — Если французское судно выйдет из Ферта, — продолжал он, — маловероятно, что оно остановится, чтобы вы могли получить ответ на ваши вопросы, господин чиновник. Так что вы должны остановить судно прежде, чем оно выйдет из Ферта. — Епископ вдруг приподнялся. — У нас есть корабль, сэр Джеймс? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Селькирк.

— Я имею в виду, — отрывисто повторил епископ, — есть ли в порту Лит такой корабль, каким мы могли бы воспользоваться немедленно?

Селькирк потеребил губы пальцами.

— Есть, — сказал он. — «Святой Андрей», судно, которое мы посылаем на защиту наших кораблей от английских пиратов. — Он искоса посмотрел на Корбетта. — Корабль в полной готовности, с командой и вооружением, и он может выйти в море тотчас же.

— Прекрасно, — улыбнулся Уишарт. — Сэр Джеймс, отвезите нашего английского гостя в порт Лит и прикажите капитану исполнять его указания в водах Ферта. Ему надлежит остановить корабль с королевой Иоландой и не выпускать ее из Ферт-оф-Форта до тех пор, пока Корбетт не получит удовлетворительные ответы на вопросы, которые интересуют даже меня. Я дам вам необходимые полномочия и письма.

Через час Корбетт и Селькирк в сопровождении дюжины верховых скакали по разбитой дороге из Эдинбурга в порт Лит. Они продвигались быстро, земля, просохшая после дождей, затвердела, и сэр Джеймс развернул королевский штандарт Шотландии, чтобы всем, находящимся на их пути, было ясно, что лучше поостеречься и сразу уступить дорогу. Они галопом пронеслись по Литу, по узким извилистым улицам, через вымощенную булыжником рыночную площадь, ту самую, где Корбетт встретил людей Брюса, и дальше — на набережную. В порту стояло множество кораблей, маленьких яликов, лодок и огромных глубокосидящих судов ганзейских купцов. С помощью подъемных приспособлений в них грузили или из них выгружали тюки, бочки, ящики и огромные кожаные мешки. Корабли причаливали или готовились к отплытию, и все это под грохот и непонятные крики, брань и приказания. Но сэр Джеймс невозмутимо провел свой небольшой отряд вдоль по набережной, приказывая людям дать дорогу и не обращая внимания на ругательства и свист, раздающиеся им вслед.

Наконец они нашли «Святого Андрея», большой военный корабль с крутыми пузатыми бортами. Корпус его высоко вздымался над набережной, корму венчали небольшие крепостцы, или боевые платформы с зубчатыми стенами, защищавшими лучников и воинов во время битвы. Огромная единственная мачта несла большой парус, над которым располагалась еще одна платформа — наблюдательный пункт. Сэр Джеймс окликнул команду и сообщил, что они собираются подняться на борт, и для них спустили большой трап. Сэр Джеймс приказал одному из своих людей остаться и поставить лошадей на конюшню, а сам с Корбеттом и всеми прочими осторожно поднялся по трапу. На борту кипела работа, моряки спешили, толкаясь и мешая друг другу, — Корбетт понял, что корабль недавно вернулся из плавания и команда рьяно драит палубы. Он заметил большую лужу крови и предположил, что корабль побывал в одной из мелких стычек, какие имеют место в море по той причине, что по этим водам ходят суда многих стран — Норвегии, Дании, Англии, Шотландии, Франции, — рыбаки, купцы и пираты.

Молодой рыжеволосый человек, одетый просто — камзол и штаны из кожи и сапоги, — подошел к Корбетту и что-то сказал, правда, с таким акцентом, что англичанину нечего было даже надеяться понять его. Но Селькирк все объяснил вполне внятно. Рыжий, прищурившись, с любопытством оглядел Корбетта и уже готов был ответить отказом, но Селькирк сунул ему приказ с печатью Уишарта. Капитан — а Корбетт решил, что это должен быть он, — изрыгнул поток самых роскошных ругательств на разных языках, что не оставило Корбетту никаких сомнений относительно чувств моряка по поводу полученного приказа. Тем не менее капитан начал громогласно отдавать команды. Палубы были вымыты; моряки забегали, как обезьяны, по снастям, разворачивая большой парус, а двое были отправлены на кормовую надстройку управляться с огромным кормилом. Через некоторое время капитан, сменивши гнев на милость, отвел Селькирка и Корбетта вниз, в свою каюту под баком — маленькую грязную комнатку, пропахшую дегтем и солью, в которой стояли простая койка, сундук, стол и несколько табуретов. Корбетт, непривычный к легкому покачиванию корабля и низким потолкам, распрямился и весьма чувствительно ударился головой о балку. Капитан же, хотя и посмеялся над его страданиями, однако предложил кубок на удивление хорошего вина для утоления боли, а Селькирк уточнил: и для подкрепления плоти перед предстоящим плаванием.