надежных комнатах замка, других на складе. Неблагой и Благой дворы скрывают, что годами ссылали потерявших рассудок в Треугольник. Поначалу у Руби получалось помогать таким, но теперь все обстоит намного хуже.

От мысли о Цинт и ее родителях у меня все нутро завязалось узлом. Если бы они не убили гостей своего дома, если бы их поймали раньше, скорее всего, их бы отправили сюда. У них был бы шанс.

У других заключенных он все еще есть, если… если мы с Руби разгадаем эту головоломку.

Когда мы поднялись на пятый этаж огромного замка, Дрейк остановился и скорчил виноватую гримасу.

– Прости, Руби подумал, что тебе будет легче там, где не слышно, как фейри беснуются.

– Сюда? – Лан указал на дверь слева и вошел после кивка Дрейка.

Лан пронесся по комнате, окутывая все пространство своей темной магией. Там стояло по меньшей мере десять ваз, расцвеченных яркими пятнами полевых цветов и роз, весенних нарциссов и тюльпанов.

Цветы завяли, когда Лан вытянул их жизнь, и лицо Дрейка потемнело.

– Тебе в соседнюю дверь, – процедил он приказным тоном.

Фаолан повернулся ко мне, игнорируя его.

– Позови, если что-нибудь понадобится, Сиротка.

Не сказав больше ни слова, Лан прошел в смежную комнату и закрыл дверь.

Дрейк прочистил горло.

– Думал, цветы тебе понравятся, но…

– Они были прекрасны, – ответила я. – Не уверена даже, дарил ли мне кто-нибудь цветы. Может, Цинт. – Сердце заныло. – Богиня, как же я по ней скучаю!

Руби вроде бы упоминал, что меня ждет что-то от Цинт. Я быстро окинула взглядом комнату.

Дрейк снова кашлянул.

– У меня есть кое-что для тебя, ну, то есть это от Руби, но он попросил тебе передать. – Дрейк протянул блокнот. – Он связан с блокнотом у Цинт. Так вы можете обмениваться сообщениями. Они исчезнут, как только ты их прочтешь, не переживай, никто лишний их не увидит.

Не дыша, охваченная надеждой и волнением, я взяла блокнот.

– Спасибо тебе, Дрейк. Понимаю, что он от Руби, но…

Дрейк смотрел в пол.

– Я рад, что ты его убила.

На мгновение я подумала, что он имеет в виду Яроса. Но нет. Ох, Луговы яйца, нас ждет разговор о том самом, да?

– Я не убивала Тысячелистника.

Дрейк вскинул голову, взглянул на меня совершенно дикими глазами.

– Что?!

– Если уж совсем начистоту, я его не убивала. Его съел йети. И его самого, и его магию.

– Куштака, – выдохнул Дрейк. – Ты о нем?

Я застыла, уставившись на Дрейка.

– Откуда ты знаешь это слово?

Он нахмурился.

– Куштака? Так местные жители называли йети.

Дело в том, что «куштака» – это тлинкитское слово. Я поняла это по звучанию, пусть и не слышала его раньше. Я сглотнула ком. Все было связано воедино чертовыми нитями, которые я не могла ни увидеть, ни проконтролировать.

Я прижала блокнот к груди и коснулась ладонью двери.

– Спасибо за блокнот, Дрейк.

– Погоди, не прогоняй меня, прошу. Прости за сегодня. Я дал клятву Рубезалю так же, как ты клялась Благому королю, а Лан – своей королеве. Когда он отдает приказ, у меня нет выбора. И он приказал молчать.

Я медленно выдохнула.

– Ладно. Я тебе верю.

Интересно, зачем вообще Руби заставлял изгоев давать ему клятву… Он не был королем и в прошлом непреклонно настаивал, что помогал изгоям, но не правил ими.

– А мы можем… можем начать заново? – спросил Дрейк.

Я несколько раз моргнула, прежде чем поняла, что он имел в виду недоотношения между нами. Поцеловала его, называется, под влиянием момента. Разок. Или два? Ладно, может, я с ним еще и флиртовала. Часто. Каким бы спокойным и незамысловатым Дрейк ни был, его тоже оказалось слишком много.

– Спокойной ночи, Дрейк. Давай поговорим утром за завтраком. Я устала и перед сном хочу написать Цинт.

Вытолкнув его одной рукой за дверь, я закрыла ее второй и уткнулась лбом в деревянную панель. Я не услышала шагов, значит, Дрейк не ушел. Щелкнула замком и, может, мне показалось, с той стороны донесся тяжелый вздох, и лишь потом – тихие шаги прочь по коридору. Я не хотела причинять ему боль, но не видела для себя радужного будущего, не говоря уже о будущем с парнем и в реальных отношениях. И даже если бы видела, в голове накрепко засел Лан – прочное препятствие любым серьезным романтическим мыслям о другом мужчине. Похоже, мое сердце избрало путь трагедии, хотя разум и пытался ему помешать.

Отступив от двери, я оглядела комнату. Без ярких бутонов она казалась тусклой. Голый деревянный пол, некрашеные стены – все простенько, но добротно. Маленький камин давал хороший жар, из-за занавеси выглядывала небольшая ванна. Более чем достаточно, как по мне.

Однако сперва… Я села за единственный стол, изучила подарок. Дубленая кожа. Старая, сильно потертая обложка. Я развязала кожаный ремешок и открыла блокнот. Порыскав по комнате, нашла ручку и набросала короткую записку.

Цинт. Это Алли. Ты в порядке?

Я думала, мне придется ждать несколько часов или даже целый день, но как только написанные слова впитались в страницу, на ней начали проступать новые строки. Все заглавными. Определенно почерк Цинт.

Я поморщилась, как наяву услышав ее крики, будто она стояла совсем рядом.

БОГИНЯ ВСЕВЫШНЯЯ! АЛЛИ, ТЫ КАК?!

Улыбнувшись, я нацарапала ответ:

Нормально.

И нахмурилась, глядя на единственное слово.

Соврала. Цинт, мне тебя не хватает, и все идет наперекосяк.

Мне хотелось излить душу на еще несколько страниц, пересказать все, что произошло с момента, как Цинт организовала мое спасение. Корабль, волна, Андерхилл, которая снова взорвалась, – но я не могла поступить так с Цинт. Не сейчас.

Как дела на Унимаке?

Прошу, скажи, что используешь маскирующие чары.

Многим известно, что она – моя подруга, так что без них Цинт в опасности.

Сначала лист был чистым, но затем медленно проявились слова и нечто, похожее на автопортрет. Цинт набросала себя как палка-палка-огуречик с огромными сиськами, а затем добавила по всей голове угольно-черные волосы, торчащие во все стороны.

Обо мне лучше не беспокойся. Все схвачено! Даже Джексон меня не узнает. Даже сиськи! Это же… вообще с ума сойти. Но тут ходят слухи. Я работаю посудомойкой в замке, так что благодаря этому и собственным связям предоставляю Руби кучу внутренней инфы…

Интересно. Я уставилась на блокнот. Цинт там совсем одна, как и я здесь. Мы обе в опасности. А в таком положении обсуждать эту самую опасность иногда хочется в последнюю очередь. Я прекрасно