Да, человек, способный в кратчайшее время переварить огромный массив информации. Но никак не великий мыслитель (каковым его многие с детства и до сих пор по инерции считают). Потому что не может считаться великим мыслителем человек, совершивший грандиозную мыслительную ошибку – твердо, стопроцентно уверовавший в то, что вслед за революцией, совершенной при прямом его участии в России, полыхнет – с неизбежностью восхода солнца – мировая революция… Его ошибка обошлась России очень и очень дорого.

21 февраля вышел большевистский, неожиданный для многих декрет «Социалистическое отечество в опасности!».

Как же так? Только что провозглашалось – «У пролетария нет отечества!». Это значит – пролетарию нечего защищать! В результате такого нового лозунга, подхваченного множеством агитаторов, с фронта и побежали десятки тысяч дезертиров.

Весь последний год – начиная с апрельского выступления в России на Финляндском вокзале – Ленин не уставал доказывать, что российским пролетариям и крестьянам незачем участвовать в войне, развязанной российскими империалистами. Пусть, так сказать, сами выпутываются как хотят.

…Утопизм и авантюризм Ленина – вера в близость мировой революции – пронизывают текст нового декрета. Как и равнодушие к живым людям.

«До того момента, как поднимется и победит пролетариат Германии (да кто же удостоверил-то, что он – поднимется? Да еще и победит?.. – М. Ч.), священным долгом (даже и святость пошла в ход! У человека, для которого ничего святого уж точно не существовало! – М. Ч.) рабочих и крестьян России является беззаветная защита республики Советов против полчищ буржуазно-империалистической Германии. Совет народных комиссаров постановляет… ‹…› 2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови (вот даже как! А солдатики-то поверили, что войне – конец… – М. Ч.). ‹…› 5) Рабочие и крестьяне Петрограда и всех городов, местечек, сел, деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальоны для рытья окопов под руководством военных специалистов. …В эти батальоны должны быть включены все (! – М. Ч.) работоспособные члены буржуазного класса… сопротивляющихся – расстреливать».

Остановимся. Задумаемся – правильно ли расстреливать профессора или врача (они и есть «члены буржуазного класса» – на корявом революционном языке) только за то, что он не захотел или не смог рыть окопы?

«…Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».

Теперь я прошу моих смышленых читателей попытаться мысленно ответить на два вопроса:

1. Возможно ли «на месте преступления», без суда и следствия, установить, что этот человек – шпион?

Вряд ли настоящие агенты и шпионы такие глупые и неумелые люди, чтобы их можно было определять с ходу, узнавать в лицо с первого взгляда.

2. Я, конечно, плохо отношусь к хулиганам. Но правильно ли даже в условиях войны за хулиганство – расстреливать?

У Ленина же это было прямо-таки любимое слово. И иногда кажется – может, у него просто не хватало воображения? И он не представлял себе, что за реальное действие стоит за словом расстрелять? Не понимал до конца, что это такое – в живого человека стреляют настоящими пулями, он падает и умирает навсегда…

Такие патологически лишенные воображения и потому, возможно, равнодушные к человеческой жизни люди (сегодня для них появилось особое слово – лишенные эмпатии), несомненно, есть. Они-то и идут, по-видимому, в наемные убийцы. А некоторые – в диктаторы.

Троцкий – второй человек в тогдашней Советской России, вслед за Лениным свято веривший в мировую революцию, которая вот-вот грянет, – настаивал на чем-то уж совсем несусветном: не подписывать мира на предложенных унизительных условиях, при этом армию распустить, а защита «социалистического отечества» отныне «вверяется германским рабочим»…

Легко представить себе, с каким чувством читали в газетах эти бредовые предложения вменяемые российские граждане – они оказались в каком-то нереальном мире.

Что получилось на деле?

Теряться в догадках не приходится.

Разнообразные новые Советы, поверив революционеру с большим стажем, поддержали странный лозунг – «Ни мира, ни войны».

Но война – это война.

Немцы оценили все это как разрыв перемирия и начали наступление на «социалистическое отечество». Их воюющая армия не спешила делиться на рабочих и их «угнетателей». «Пролетарии всех стран» никак не хотели «соединиться» в общем порыве против угнетателей – своих же соотечественников – и начать вдруг защищать от них русских, с которыми уже пятый год воевали. Немецкие солдаты явно предпочитали войну за свое отечество против отечества чужого…

Почти не встречая сопротивления, немцы двигались к столице России – Петрограду.

Бунин 9 февраля 1918 года описывает в дневнике вечер в одном московском доме: «Собралось порядочно народу – и все в один голос: немцы, слава Богу, продвигаются, взяли Смоленск и Бологое».

14 февраля: «В трамвае ад, тучи солдат с мешками – бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев.

Все уверены, что занятие России немцами уже началось. Говорит об этом и народ: “Ну вот, немец придет, наведет порядок”.

…Извозчик возле “Праги” с радостью и смехом:

– Что ж, пусть приходит. Он, немец-то, и прежде все равно нами владал».

23 февраля 1918 года началась массовая запись в отряды формирующейся Красной армии (взамен российской армии, с 1914 года воевавшей с Германией, а теперь распадавшейся).

Историки предполагают, что именно поэтому 23 февраля впоследствии стало Днем Красной (позже – Советской) армии и Военно-морского флота. (Сегодня этот день в России называют Днем защитника Отечества.)

Красноармейские части мужественно оборонялись под Псковом и Нарвой. Но остановить немецкое наступление не смогли – только замедлить. Никакой победы Красная армия в тот день не одержала.