соскользнула и упала всем своим весом на мою левую ногу. Вернувшись на ферму, я обнаружил, что ноготь на моём большом пальце раскололся надвое.

На следующее утро мой палец был весь залит кровью. Надеть ботинок было мукой. Но в процессе суматохи и ходьбе вверх и вниз, для того чтобы упаковать и погрузить вещи, боль перестала меня беспокоить, и я забыл о ней.

Мы выдвинулись очень вовремя. На следующий день Майкоп снова взяли большевики, но мы покинули эту территорию невредимыми. Нам всем нужно было идти, кроме Шандаровского. Он был ещё слаб от сыпного тифа, подхваченного в Майкопе.

Теперь дорога была очень широкой. Она вилась между сжатыми пшеничными полями, через область, усеянную казацкими деревнями. В одном месте нам нужно было пересечь две линии мелких окопов, свидетельство гражданской войны. Потом нам нужно было перейти вброд реку Белую, по пояс в воде. Камни на дне реки мешали нашим повозкам, и когда мы подталкивали повозки, мой топор незаметно выскользнул из моих «доспехов» и остался где-то в реке. А я очень гордился этим топором. Моя жена смогла сохранить свой.

Вскоре мы пришли в большое процветающее село. Доктор Шернвалл пошёл к властям с нашими документами и нам позволили пройти безо всяких сложностей. Однако несколькими верстами далее, во время остановки на отдых, мы увидели вдалеке несколько казаков, скачущих галопом в нашем направлении с винтовками наготове. В то время такая картина вызывала беспокойство, потому что никогда не знаешь, с кем на самом деле имеешь дело: с настоящими казаками или с большевиками. Мы уже сговорились, что где бы мы ни показывали документы, нам нужно сначала взглянуть на г-на Гурджиева: в зависимости от того, с какой стороны он будет крутить усы, справа или слева, мы будем знать, какие документы нам показывать. У нас были наши старые царские бумаги и документы, полученные от большевиков. Итак, мы продолжили двигаться, а казаков встретил доктор и подвёл их к г-ну Гурджиеву. Очень скоро жест г-на Гурджиева сказал нам, что они не большевики, поэтому мы показали им наши документы Белой армии, и казаки уехали, даже извинившись за то, что нас побеспокоили.

Вечером мы пришли к другой большой деревне, где нам позволили переночевать в пустой школе. Мы очень устали. Разбитый ноготь на моей ноге начал сильно болеть. Было бы очень хорошо прилечь и отдохнуть, но вместо этого мы стали носить вёдрами воду для себя и лошадей. Я помню, как полные вёдра оттягивали мне руки. В такие моменты сверхчеловеческое усилие должно было обуздать внутренний бунт, как результат физической усталости. Что мне помогло, так это взгляд на себя со стороны, и смех. Этот смех помог мне собрать воедино все силы, что в тот момент казалось невероятно сложным.

Если кто-то в такие моменты говорит вам не лениться и не бояться сделать усилие, вы очень сильно злитесь. Это ранит ваше самолюбие и провоцирует на упрёки; вы думаете, что никто не понимает вашей усталости. Тогда очень важно помнить качества своего настоящего «Я» – любовь и прощение. Настоящее «Я» нельзя заставить злиться.

На следующий день, как только солнце встало, мы готовились выступать. Снова был упакован багаж, запряжены лошади, и мы прибавили шагу. Все шли пешком, кроме г-на Гурджиева, правившего линейкой. Сначала наш путь был несложным, сельская местность была очень красивой в эти прекрасные дни позднего лета. Дорога изгибалась среди холмов, покрытых дубовыми рощами и открытыми полями.

В лесу я увидел созревшие дикие груши – я знал, что они были того сорта, который любил г-н Гурджиев. Неспелые, они были твёрдыми и кислыми, но когда поспевали и бурели, становились очень сладкими и ароматными. Увидев дерево рядом с дорогой, я влез на него, сорвал несколько груш, а потом побежал обратно, чтобы дать их г-ну Гурджиеву. Но как только я приблизился к линейке, он подхлестнул лошадей и рванул, заставляя меня бежать быстрее. Не имело значения, как быстро я бежал, он играл со мной, умудряясь держаться впереди. Это продолжалось несколько минут, потом он остановил лошадей и, улыбаясь, позволил мне влезть на линейку, отдохнуть. Он принял одну из груш и медленно, с удовольствием, съел её. В любой ситуации он знал, как довести нас до точки преодоления своих границ дополнительным сознательным усилием.

Однажды вечером, во время поиска места для ночлега, мы приблизились к пустой почтовой станции. Помня превосходную остановку на почтовой станции год назад, мы вошли в ворота, сделанные в высоком заборе и обнаружили большой дом с просторными навесами, рай…

Но мы неожиданно заметили, что наши белые полотняные рубашки и полотняные юбки женщин странно окрасились. На нас напало множество мелких чёрных блох! Что удивительно, они не кусались, и даже не старались укусить. Глядя на повсюду летающий гусиный пух, мы предположили, что станция была ночным прибежищем стаи гусей, которых мы видели на продаже в городе, и что это их блохи. Мы быстро покинули кишевшее блохами место и поспешили к ближайшему ручью, чтобы избавиться от насекомых. За ручьём был зелёный луг, на котором г-н Гурджиев решил остановиться на ночь.

X

В горах

Лёгкая часть путешествия вскоре должна была закончиться. Однажды вечером мы прибыли в деревню под названием Камушки. Остановившись у богатого фермера, мы купили мешок картошки и яблок, пополнив запасы продовольствия. Когда мы обосновались – мужчины в одной комнате, а женщины в другой – г-н Гурджиев сказал, что мы продолжим свой путь завтра рано утром. Поскольку здесь была только маленькая тропинка вместо дороги, нам нужно было оставить наши повозки здесь, перегрузить багаж на вьючные сёдла лошадей и ослов (сёдла принёс г-н Гурджиев), и нести все наши личные вещи самим; до этого момента наши рюкзаки ехали на повозках. Но поскольку животные не могли унести все наши палатки, маленькие подстилки и мешки с едой, г-н Гурджиев решил взять с собой только несколько человек и часть багажа, и вернуться с животными на следующий день за остальными учениками. Он сказал, что в этот раз он возьмёт только пятерых мужчин и двух женщин; он сам выберет, кто из мужчин пойдёт, а женщины должны решить между собой, кто пойдёт, а кто останется ждать. Сразу же моя жена оказалась в затруднительном положении – идти или оставаться, поскольку она не знала, выберет ли меня г-н Гурджиев. Единственное, что она знала, так это то, что жена г-на Гурджиева остаётся ждать, а это означало, что