«Тут», — Индиана не помнил номер дома, где он прожил полтора счастливых года. Но это было «тут», его животное чувство говорило ему. «Вон, смотрите, Саша, — мое окно. Третий этаж. Рядом жил сосед, слесарь Толик. Его окно больше моего, потому что комната его больше. Толик умер, еще когда я жил здесь. В моем присутствии. От рака».

Снег валил, и ветер дул беспорядочно. Прохожих не было вовсе. Несмотря на то, что времени было чуть больше десяти вечера. Он смотрел на «свое» окно, и думал: «Боже мой, сколько та комната знала стонов, вскриков, ласк, сколько любовного пота, сколько страстей… Интересно, не снятся ли людям, живущим в ней сейчас, интенсивные эротические сны? Интересно, не страдают ли нынешние жильцы головными болями? Не витают ли в том углу, где стояла его убогая кровать (узкий одинарный матрас на гнилой деревянной станине) призраки юных любовников?»

«Хотите войти?»

«Войдем в подъезд. Хочу посмотреть на мои двери».

Преодолев две двери (сколько в этой стране дверей!) и гнилой, сырой тамбур между ними, они увидели обшарпанную лестничную площадку. Индиана уже привык, очевидно, к тому, что все старое и обшарпанное в Империи, что повсюду полуруины, потому подходы ко второму за день священному месту любви взволновали его меньше. Они поднялись на третий этаж, и он долго смотрел на дверь квартиры.

«К сожалению, у меня аппарат без вспышки, — сказал Смирнов, — следовало бы запечатлеть для вас все эти памятные двери, Индиана Иваныч. Вы бы увезли их к себе в Париж, и глядели бы на них в минуты сентиментальности… Может, все же постучите, попроситесь войти? Хотите, я постучу?»

«И к нам выйдут три чечена. Хватит нам на сегодня переживаний». Индиана приложил ухо к двери. Тихо было в «его» квартире. Интересно, кто живет в комнате Толика? Бабка и дед по всей вероятности оба уже умерли. Уже тогда им было по семьдесят. Их комнату, может быть, занимают их родственники. У дочери их, вспомнил он, была уже тогда отдельная квартира… А его комната? Кто живет в ней? Зина? «Однажды, Саша, пролетарская девушка Зина, ей принадлежала моя девятиметровая светелка, привезла мне вечером давно обещанный стол и застала у меня «чужемужнюю жену» в черном бархатном платье со страусовыми перьями. Девушка Зина превратилась в каменный столб. Она до тех пор видела подобные создания только в фильмах, но в жизни никогда не встречала. Позаикавшись, она и парень, помогавший ей внести стол, удалились. На следующий день, в лаборатории, где они обе работали, девушка Зина выразила свое потрясение девушке Тоне, жене карикатуриста Володи Иванова. Я подозреваю, Саша, что Зина и сейчас помнит тот вечер, свою голую, крашенную желтой масляной краской комнату и Незнакомку в платье со страусовыми перьями».

«И умирать будет, будет помнить, — уверенно сказал Смирнов. — Вы так это кинематографично описали, что даже я, суровый бывший военнослужащий парашютно-десантных войск, внутренне задрожал».

«Ты мне никогда не говорил, что служил в парашютистах».

«Ну так вы у меня не спрашивали».

«Пардон, — сказал Индиана. — Я некрасиво погряз в прошлом. Я мало и плохо интересуюсь окружающими меня сегодня людьми. Пошли отсюда, Саша, отвлечемся от прошлого и вернемся в настоящее».

«Вы все с «вы» на «ты» перескакиваете. Можете меня навсегда на «ты» заклеймить.»

«Я люблю в зависимости от обстоятельств. Можно?» И Индиана стал спускаться.

Однако, оказавшись в пурге, он все же задрал голову на «свое» окно. Оно слабо светилось желтым. Не то лампочка у жильцов была бережливая, слабая, не то стекла окна запотели или залепило их вьюгой. Чуть дальше по Погодинской, за углом, он показал Смирнову закрытый крошечный «Гастроном». «Здесь, Саша, я и девушка со страусовыми перьями выпили весь их запас шампанского. Однажды пришел, прошу — две бутылки. Нет, говорят, шампанского. Как нет? Нет. Вы все и выпили. Наши местные водку пьют».

«Чувство эстетического, следовательно, преобладало в вас над материальными соображениями. Кстати, о выпивке, принятое в течение дня начинает из меня испаряться, вследствие значительного количества энергии, затраченного организмом на борьбу со стихиями, с чеченом в том числе. Я бы охотно пополнил содержание алкоголя в моей крови. А Вы? Хотите отправиться к арфисткам-близнецам? Помните, Батман приглашал нас у Центрального Рынка?»

Он согласился отправиться. Следовало найти телефон-автомат. Позвонить и получить адрес. Они зашагали. На сей раз Смирнов впереди.

«Скажите мне, Саша, почему так катастрофически немного человеческих существ на улицах. Даже если учитывать погодные условия. Боязнь преступности?»

«Йес, сэр, она самая. По теле-ящику им ежедневно капитан МВД повествует о преступлениях, совершенных в городе Москве за сутки. Плюс раз в неделю майор МВД сообщает им о количестве и характере преступлений, совершенных за неделю на территории всего Союза. После того, как вам подробно живописали историю трупа, удобно разрезанного таким образом, чтобы он поместился в трех чемоданах, вам почему-то не хочется выходить на улицу после наступления темноты».

«И двадцать лет назад, — сказал Индиана, — трупы в чемоданах встречались. Но о них не повествовали авторитетные майоры и капитаны. На хера они людей пугают, Саша. У нас во Франции так не поступают…»

Индиана определил мать как старую хиппи. Русский вариант хиппи-мамочки двух близнецов девочек. Седые волосы пышной копной колючей проволоки. Батман в джинсах и тишорт выглядел много моложе, и без шапки на бровях — вовсе не хулиганом, но запущенным физически молоденьким юношей. Егорушка, длинноволосый, в сандалиях на босу ногу, фыркающий, улыбающийся, произносящий время от времени многозначительные бессмысленные фразы, был вначале помещен Индианой в разряд хиппи, как и мамочка. Но покопавшись в памяти (он же юродивый! Ну конечно. Иисусик!), Индиана поместил его в отряд русских юродивых. Чуть позже, опьянев, Индиана поместил Батмана, Егорушку, и поколебавшись, Смирнова, в пэдэ. То есть он стал себе говорить, что они пэдэ. Дело в том, что в сравнении с грубым народом на улицах, они и выглядели женственными пэдэ. Их, затерянных во вьюге, Индиане стало жалко. Себя ему тоже стало жалко. Может быть, оттого что он внезапно добежал до цели, делать на сегодня было больше нечего, программа выполнена, оказавшись вынужденно в простое, — наступила у него депрессия? А может быть, таким образом выражалось его разочарование. Индиана ожидал увидеть много десятков веселых молодых людей, а на месте обнаружилось лишь двое молодых и одна старая хиппи…

Квартира была маленькая. Две комнаты и кухня. Так как Батман и Егорушка уже были устроены на кухне, там играл у них кассетный магнитофон, пахло едой и горел газ, Смирнов и Индиана присоединились к ним. Сесть всем в узкой щели кухни было невозможно, посему они встали шахматными фигурами, и время от времени кто-нибудь опускался на корточки или на единственный стул. Они выпили коньяка за отсутствующих новорожденных. Мама выпила с ними, но сладкой водички из небольшой бутылочки. «Я им позвоню, — сказала мама. — Они в музыкалке, там они с друзьями».