любовь крутит. Неизбежно поплывут сплетни. Дойдет до его ушей… Ко мне он и так относится… предвзято. У него же характер, Макс! Если вобьет себе что-то в голову, то не убедишь. Давай немного подождем… Ну хотя бы пока он не сдаст внешнее тестирование. Тогда станет ясно, что у него с проходными баллами. А там разберемся. А?

К окончанию этой пылкой тирады они как раз подъехали к ее дому. Правда, останавливался Вересов всегда у торца и ждал, пока Мара не скроется в подъезде. Заглушив мотор, Макс посмотрел на девушку и серьезным тоном сказал:

— Не понимаю, к чему такие сложности. То Кирилл, то твой дед. Такое впечатление, что ты считаешь наши встречи чем-то запретным, о чем никому нельзя сказать. Неправильным, что ли…

— Неправда! — возмутилась Мара, удивленно хлопая ресницами. — Что ты себе придумываешь? Это же так просто — у Кирилла сложный возраст и сложный год! В конце концов, из нас двоих педагог — я! А дед вообще ни при чем! Он за меня переживает. И все!

— У меня тоже сложный возраст, — улыбнулся Макс, поцеловал ее и, прижимая еще некоторое время к себе, шепнул: — Завтра опять проспишь.

— И завучиха меня съест, — засмеялась она, успокаиваясь. — Подождем, а? У нас будет маленький секрет на двоих. Хорошо?

— Хорошо, — он покрыл ее лицо быстрыми, легкими поцелуями и хрипло выдохнул: — Иди!

Мара нехотя оторвалась от него и с сожалением сказала:

— Иду, иду. Пока! — дернула ручку двери и снова обернулась к нему: — Завтра приедешь? Хоть ненадолго? Пройдемся после работы.

— Конечно, приеду. Куда ж я денусь!

Мара счастливо улыбнулась и выскочила из машины. Каблуки часто застучали по асфальту. И через несколько минут она скрылась в своем подъезде.

За октябрь у нее вошло в привычку возвращаться домой к полуночи. Хотя она и понимала, что у деда привычка встречать ее в глухую ночь пока не выработалась. Спала она и раньше всего несколько часов в сутки, но никогда еще так не летала и не испытывала таких приливов энергии, как в эти последние недели. Если придумать шкалу счастья, то Мара постепенно приближалась к наивысшей ее отметке. Но даже этого она толком не понимала. Понимала только то, что влюбилась — окончательно и безоговорочно.

Она вбегала в квартиру, стремительно разоблачалась, щебетала сонному деду, выходившему ее встречать: «Я ужинала! Спокойной ночи!» И закрывалась в своей комнате. Но спать не ложилась еще долго. До тех пор, пока в тишине не начинал пиликать мобильник, оповещавший о получении смс. Сообщение обычно гласило: «Я дома. Добрых снов». И только после этого она откидывалась на подушку и с чистой совестью закрывала глаза.

В этот вечер в гостиной, вопреки обыкновению, все еще горел свет.

— Дед, я приехала! — негромко сказала Мара, стаскивая сапоги.

— Вижу, — дед вышел из комнаты и окинул внучку сердитым взглядом, — что приехала. На часы смотрела?

— А я в Филармонии была, — устало улыбнулась она. — На джазе. Поздно концерт закончился.

— А вчера? — дед нахмурил густые брови.

— А вчера были близняшки Крапивины. Я их к олимпиаде готовлю.

— А позавчера? — спросил уже с любопытством.

Мара негромко хохотнула, подошла к деду и поцеловала колючую щеку.

— Позавчера с 11-Б писали сценарий для выступления на фестивале в ноябре. Нам Бретань досталась, помнишь? Разучивали бретонский хоровод. Митрофаненко угрожает подключить бабушку для выпечки блинов. Правда, сомневаюсь в аутентичности рецептов.

— Ты мне зубы не заговаривай! — сердито рявкнул дед. — Не было тебя позавчера в школе!

— Почему не было? — удивилась Мара.

— Потому что я звонил в школу, — заявил дед с чувством резидента, разгадавшего тайный замысел врагов, — и спрашивал тебя. И мне сказали, что ты ушла сразу после своих уроков.

Мара пожала плечами, потянулась к сумке, вынула оттуда особо ценный блокнот, мобильник и шариковую ручку и совершенно легкомысленно спросила:

— Дед… А ты не сильно расстроишься, если я скажу, что Федька в пролете?

Дед насупился и демонстративно уселся обратно в кресло, переключая каналы. Мара покорно прошлепала за ним.

— Я расстроюсь, глупая девчонка, если в пролете окажешься ты, — проворчал он. А потом снова повернулся к ней и спросил: — Хахаля себе завела, да? Кто он?

— Хахаль! Скажешь еще, — засмеялась она. — Он очень хороший человек, который пригласил меня в Филармонию и подвез домой. Понятно?

— Подвез?! — дед вскочил из кресла. — Подвез, говоришь? А еще куда он тебя подвез? Марина, Марина… Доездишься, как мать!

— Ну причем тут мама? У нее давно все хорошо. Она же писала.

Дед что-то буркнул себе под нос. Потом сказал уже более разборчиво:

— Все они хорошие, пока ужином кормят да в машинах возят. Только все это до поры до времени. Я спать!

Петр Данилович выключил телевизор, аккуратно положил пульт рядом и ушел к себе.

Мара села в кресло, на котором он сидел до того, задумчиво достала из кармана телефон, повертела его в руках. И дернулась от неожиданности. Экран загорелся. «Я дома. Добрых снов».

Она прикинула время и нахмурилась еще сильнее, пробормотав:

— Снова гнал!

* * *

Мария, поправляя на голове цветастую косынку, вошла на кухню и покрутилась перед завтракавшей Дейной, хвастаясь новой юбкой.

— Как вы думаете, сеньорита Руива, понравится Меркуццо? — защебетала она. — Я все боялась, пошить не успеют к возвращению «Серпиенте марина». А успели. Я сейчас от матушки шла, мечтала, как Меркуццо увидит меня в ней, едва вернется. И тут смотрю — на воде парус мелькнул! А ведь я «Серпиенте марина» узнаю из двадцати похожих кораблей!

Дейна едва заметно вздрогнула, услышав название судна. Выходит, Ратон вернулся, Ратон в Рэдбее. Она отложила ложку, которой уже полчаса ковыряла овсянку, и слабо улыбнулась Марии.

— Конечно, понравится, можешь не сомневаться. И станет всем хвастать, что у него самая красивая девушка.

Мария, перестав кружиться, оказалась возле стола, за которым сидела молодая хозяйка и участливо проговорила:

— На пристани народ собираться начал. Много болтают. Вчера с Лос-Хустоса шхуна пришла, так говорят, теперь наш Ратон помилован королем. Указ