Кавказа ― молодой и вспыхивающий примерно также, как пол, облитый бензином после брошенной на него зажигалки.

― Кто-то из его друзей увидел нас вместе и доложил. Ну, он и заявился на наше свидание.

Софья утверждала, что он не совсем жених, и статус их отношений можно было бы охарактеризовать «все сложно». Тем не менее, парень был иного мнения и считал Софью своей собственностью. Поэтому приехал как можно скорее с налитыми кровью глазами и налетел на Ромку без всяких вступлений.

― На самом деле, пара сломанных ребер, нос, рука… Нормально так отделался!

— Ты ему хоть врезать-то успел? ― спросил Глеб, присев на стул рядом с кроватью.

— Ну, кажется, угодил пару раз в глаз. В свою защиту скажу, что нападение было внезапным и вероломным. Ладно, врачи сказали, что жить буду.

― Ну, и слава богу. Я боялся, что не успею и приеду уже на опознание.

— Типун тебе! Эх, вот и заводи на свою голову курортные романы! Кстати, откуда я тебя вытащил? Из моря или из бассейна? Ты какой-то мокрый весь и растрепанный. И что у тебя торчит в ухе?

Тут Глеб понял, что так и ходит в наушнике, который дала ему девушка. Музыка давно не играла — блютуз перестал ловить, как только она вышла из машины.

― Это…так, ничего особенного. Слушай, дружище…Давай уедем отсюда, да поскорее?

― Давай. Только меня здесь наверное, еще пару дней подержат. А потом домой ― зализывать раны. Юлька обещала меня куриным бульоном отпаивать.

― Подожди. В смысле, Юлька? Вы же развелись. Или у тебя после драки память отшибло?

― Да я это. Как только смог позвонил ей, сказал, что меня избили отморозки в Сочи. Знаешь, она так перепугалась, я прям по телефону почувствовал, что ее затрясло. Голос стал такой тонкий ― а Юлька всегда пищит, когда чего-то боится. Вот, ждет меня теперь, говорит, восстанавливаться дома будешь, рядом с семьей.

― А как же Софья, твоя богиня?

— Богини богинями, а жизнь дорожке. В конце концов, она у меня одна.

Вот тебе и на. Мысленно Глеб ругал Ромку на чем свет стоит. Ну все, теперь Юлька заново проложит путь к его сердцу своим незатейливым варевом, глядишь, опять в ЗАГС пойдут, жениться — дубль два. Да уж: в этой палате отчетливо слышен стук каблуков, хотя все присутствующие были в кроссовках… К ни го ед. нет

Глеб вернулся в отель около десяти часов вечера и заметил оживление на территории. Огни прожекторов, громкая музыка, «поющие фонтаны». Сегодня торжественно открывали японский сад ― произведение искусства от лучших ландшафтных дизайнеров страны, какой-то супер-проект, победивший в конкурсе. Речи владельцев отеля разносились по всей округе. Глеб бродил среди гостей, предварительно нацепив темные очки. Но даже так он то и дело ловил косые взгляды в свою сторону. Еще бы ― он теперь почти что персона нон-грата. Поискав глазами ту единственную, с которой ему было хорошо, быстро понял: ее здесь нет. И с чувством глубокого опустошения отправился в номер, надеясь улететь отсюда самым ранним рейсом.

В Москве все еще больше скрутилось в тугой и запутанный узел. Литагент Марина ругалась с издателями и владельцами книжных магазинов, его менеджеры безуспешно запускали пиар-кампании в поддержку Глеба. Но информационная война уже против него вовсю развернулась. Глебу приходилось даже пару раз объясняться с сотрудниками правоохранительных органов — но, к счастью, случаи самоубийства именно из-за его книг не подтвердились. По крайней мере, обличающих предсмертных записок никто не оставлял.

И все же на тренинги Глеба теперь люди шли неохотно. Количество консультаций сократилось раза в три, а с нескольких мероприятий его вычеркнули чуть ли не в последний момент. Он думал о том, чтобы написать новую книгу ― более оптимистичную и компромиссную, чем предыдущие. Но каждый раз, садясь перед ноутбуком, он замирал и не мог написать ни строчки. Последний раз боязнь белого листа была у него лет десять назад.

Его психотерапевт сказал, что у него депрессия на фоне буллинга и эмоционального выгорания и посоветовал взять творческий перерыв.

«В таком состоянии вы сами никому не поможете, ресурс нужно восстанавливать».

Но сам Глеб считал, что все обошлось малой кровью. На него не завели уголовное дело, не лишили бизнеса, и даже издатель от него не отказался. Историю с аварией на мотоцикле журналистам не удалось подать как порочащий его факт. Он действительно не был виноват, суд это доказал еще несколько лет назад.

А еще через пару месяцев нашлись другие инфоповоды. Один известный ученый избил свою жену, а потом пытался утопиться в Москве-реке в костюме кролика, и разные интернет-СМИ вскоре переключились на него.

Конечно, Глеб пытался найти и ту незнакомку из «Жемчужного оберега». Звонил в отель лично, писал по электронке, но, разумеется, список постояльцев и тем более приглашенных на бал ему никто не дал.

― Извините, это конфиденциальная информация. ― отрезала администратор на том конце провода.

— Послушайте, мне не нужны паспортные данные или адреса. Мне просто нужно знать имя. Свяжите меня с руководством, я потребую у них…

― Это невозможно, понимаете? У нас элитный спа-отель, исключительно для вип-персон. Ни я, ни тем более руководство не будут вам сообщать имена и фамилии людей, которые снимают или снимали у нас номера.

Глеб даже нанял частного детектива, но тот оказался не шибко продвинутым сыщиком и ничего толкового не выяснил. Того хуже ― он спалился перед охраной отеля и был с позором изгнан с территории. Зато вот в другом деле детектив выяснил правду. Например, откуда же в СМИ просочилась информация о прошлом Глеба. Оказалось, данные сливала Настя, ассистентка. Единственное, чего Корчагин долго не мог понять, откуда ей была известна история с аварией, но в конце концов Настя сама не выдержала и призналась:

― Помните корпоратив компании «По Фрейду» в Москва-сити, после которого вы пришли в офис невменяемый? Не помните, да? Вы приставали ко мне, пытались завалить на вот этом самом столе! А когда я отказалась спать с вами, начали лепетать про свою первую любовь…и про то, как вы сначала преследовали ее, а потом угробили на своем же мотоцикле…

— Но зачем тебе нужно было меня подставлять, Настя? ― недоумевал Глеб. ― Мы же хорошо работали вместе.

— Затем, что вы мне нравились, по-настоящему нравились! А вы лишь смотрели на меня, как и на всех своих прошмандовок, циничным безразличным взглядом. Зато напившись, сразу полезли в трусы. Я бы хотела быть