— Вам-то с этого какой профит? — озлобленно, утратив ироничный тон, спросил Дедов.

Ермилов не знал, что его поездка к Граевскому уже поздно вечером того же дня аукнулась Юрию в камере. Около его койки возник тот же уголовник, положил кулаки на край матраса и сообщил:

— Ты труп! Болтать стал. А я ведь тебя предупреждал… Не доживешь до суда.

— О чем болтать? — не удержался от вопроса возмущенный очевидной несправедливостью Дедов, однако какой справедливости можно ожидать от уголовника?

Юрия он ответом не удостоил, многозначительно посмотрел на него и удалился в свой угол.

Другие обитатели камеры во время этих «разговоров» Дедова с уголовником затихали. То ли прислушивались, то ли боялись обратить на себя внимание…

— Я — следователь. Разумеется, моя заинтересованность посадить преступника по закону на тот срок, какой он заслужил. Храни закон, и закон сохранит тебя… Но если я вижу раскаяние, человек не мешает следствию, я не считаю необходимым давить его неумолимо катком из принципа — лишь бы осудить и посадить.

— Вас послушаешь — так вы благодетель!

Ермилов промолчал и после паузы сказал многозначительно:

— Граевский вам не поможет.

Дедов посмотрел на следователя с подозрением. В его глазах читались вопросы. Откуда Ермилов знает о Граевском?… Не связан ли следователь с бывшим шефом Юрия? Однако высказывать вслух эти вопросы он не спешил. Более того, скоренько сориентировался:

— Если вы о моем бывшем коллеге по работе в министерстве, чем он может мне помочь? Вздор какой-то. Наоборот, это я ему навстречу пошел, он живет на моей даче.

— Он не просто живет там. А возвел дом, обустроил под себя участок.

— Ну и что? Я не люблю жить за городом. Пусть старик порадуется.

— Какая уж тут радость? Дом он строил на свои, а формально — и участок, и дом ваши. Ему теперь съезжать надо, так как на ваше имущество до суда наложен арест.

— Жаль, — сухо прокомментировал Юрий.

— И Воробьева придется попросить из еще одного вашего дома, который он тоже строил сам. Замминистра финансов к вам каким боком?

— Попробуйте у него спросить, — огрызнулся Дедов, воображая, как пальцы уголовника с татуировками сжимаются на его горле.

Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть Ермилов не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, однако если он начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…

Когда уже Ермилов вышел из «Матросской Тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:

— Олег Константинович. Вот мне любопытно, а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.

— А если ближе к делу? — Он уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро «Сокольники» чуть согреться, а там и в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?

— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…

— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.

— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре в 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.

— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?

— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.

— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?

Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.

В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.

— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!

Кличку собаке из-за вчерашнего скандала и суеты придумать не успели, и Ермилов не знал, как обращаться к рыжему подселенцу.

— Пап, это он! — выскочил в коридор Петька. Мальчишка терял тапки и тащил за передние лапы скулившего и упиравшегося задними лапами в скользкий паркет щенка. Васька выглядывал из-за плеча брата, такой похожий лицом на Петьку и все же совсем другой. Флегматичнее, добродушнее и простодушнее. Теленок — так часто называла его Людмила, когда у него отбирали во дворе то мяч, то деньги, то пейджер. А поскольку случалось это с Васькой часто, то и прозвище приклеилось.

— Что он натворил? — с замиранием сердца уточнил Олег.

— Разбил, — плаксиво скривился Петька, пытаясь бить на жалость. Но догадываясь, что отца этим, как мать, не проймешь, на всякий случай стоял в конце коридора, на безопасном расстоянии. — Пластинку.

— Высоцкого? — обмер Ермилов.

— Нет, «Песни советских композиторов».

— Я тебе говорил не приближаться к пластинкам?! — испытав облегчение, но разозлившись, спросил с угрозой Олег.

— Это собака.

Васька молчал, но по выражению его лица и насупленным светлым бровям не сложно было догадаться, что пес не виноват.

— Оставь собаку! Петр, я кому сказал?! Ну-ка иди ко мне в комнату.

— Не пойду!

Мальчишка стоял, набычившись, готовый оказывать сопротивление.

Ермилов вдруг рассердился. «Привыкли, что им все с рук сходит, — подумал он, накручивая себя. — Мне некогда и неохота воспитывать, наказывать, потому что вижу их не так много, как хочется… А ведь просил не лезть к пластинкам».

Олег сгреб Петьку и уединился с ним ненадолго в комнате. Васька, обняв щенка, с округлившимися от любопытства и страха глазами прислушивался, сидя на коленях около двери. Петька покричал, поревел, выбежал из родительской комнаты встрепанный, с красными щеками, подтягивая треники.

Ермилов, раздраженный, походил по комнате. Взял пластинку с Высоцким и убрал ее на крышку высокого шкафа. От греха подальше. Но мысленно уже вернулся к разговору с криминалистом. «Какой яд? Если это Юрин, то зачем он ему? Ну, хорошо, мошенник, жулик. Так ведь по его статье „вышку“ не дают, чтобы травиться с горя. Да и вообще, три года уже мораторий на смертную казнь. И срок большой не получит, и, вероятно, условный. Для кого же яд? Убивать собрался? Или уже?… — От этого предположения Ермилову стало не по себе. „Нет, наверное, это все же контейнер не Дедова. — Следователь хлопнул себя по лбу. — Елки-палки! Контейнер же из диппочты посольства на Кипре. Значит, Руденко сможет узнать, чей он. Только сперва получу заключение экспертизы. Тогда будет более предметный разговор“».