— Десять минут на отдых! — командует взводный номер раз.

И тут же исчезает, наверняка греться побежал. У Дронникова, что ли, он таких замашек нахватался. Наш взводный остается с нами. Стягиваю с шапки каску, тяжелая, зараза! Но командиры требуют, чтобы во время занятий все были в касках поверх зимних шапок. День сегодня, как по заказу. Мороз, градусов десять, ветра нет, в синем небе с редкими белыми облачками сияет яркое солнце. Красота! Задираю голову и просто любуюсь яркой синевой.

— Командир, можно я в уборную?

— Можно Машку за ляжку.

— Разрешите отлучиться в уборную, — быстро поправляется Рамиль.

— Ладно, иди.

Тот быстро исчезает, вернется минут через двадцать, тоже греться побежал. Какое-то смутное беспокойство начинает давить мне на головной ум. Я снова задираю голову вверх. Что-то неправильно в этом небе, но что, не могу понять. Небо синее, солнце на месте, облака белые. Стоп! Если через эту цепочку мелких облачков провести линию, то она окажется слишком прямой для естественного происхождения. Это же… Это инверсионный след! Высота, на которой идет самолет, семь тысяч, не меньше, а наши на такой высоте не летают. Это же немецкий разведчик идет прямо на Автозаводской район!

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант, немецкий разведчик!

— Где?!

Шлыков задирает голову в направлении моего указательного пальца. Сам самолет практически не виден, и лейтенант подносит к глазам бинокль.

— Точно, самолет. А может, наш?

— Какой к черту наш?! Наши так высоко не забираются!

В глазах лейтенанта немой вопрос.

— Надо в штаб района пэвэо доложить.

Куда же ты сам рванул? А посыльного отправить? От досады плюю в снег. Ну что с пацана возьмешь? Оглядываюсь вокруг: народ задрал головы в небо, рты раззявили, пальцами тычут, обсуждают. Еще бы, почти все немца в первый раз видят. И тут такая меня злость взяла. Это что, цирк? Шоу? Среди бела дня немец идет важнейший промышленный центр фотографировать, а мы можем только пальцами в него тыкать. Мы зенитчики, или где?

— Батарея, к бою!

Я не сразу понял, что это голос мой. В качестве ответной реакции только удивленные взгляды.

— Федонин, заводи свою шарманку!

Серега все понял правильно.

— Дальномерщики, мать вашу, перемать, начать поиск цели!

Буквально через десять секунд с дальномера доложили:

— Цель поймана! Высота семьдесят четыре!

— Совмещай, — командует сержант Федонин, — ветер ноль!

ПУАЗО заработал, а орудийные расчеты в себя еще не пришли.

— По самолету! Темп пять! Высота семьдесят четыре!

Зашевелились наконец стволы орудий начали нащупывать цель. От орудий доносятся команды «совмещай». Пока еще все можно остановить, пока мы просто сопровождаем цель, но я уже принял решение.

— Огонь!

— Огонь! — повторяют командиры орудий.

Г-гах! Г-гах! Залп получается с небольшим разрывом во времени. Четыре длинных языка пламени рвутся из стволов в небо, чтобы через мгновение превратиться в клубы порохового дыма. Пять, четыре, три, два, один.

— Огонь!

Г-г-гах! На этот раз залп получается лучше, звенят выброшенные затворами гильзы. Пять, четыре, три, два, один.

— Огонь!

Г-г-гах! Теперь все четыре орудия стреляют одновременно. Позицию окутывает запах сгоревшего пороха. Пять, четыре, три, два, один.

— Огонь!

Г-г-гах! В этот момент в небе появляются черные точки разрывов нашего первого залпа. Как они легли по отношению к цели, я без оптики не вижу. Результаты нашей стрельбы могут наблюдать только те, кто сидит за визирами дальномера и ПУАЗО. И еще первые номера орудийных расчетов. Разрывы второго залпа.

— Отворачивает! Отворачивает!

Доносится с дальномера. Если отворачивает, то мы были близки к цели. Черные точки третьего залпа пятнают синеву неба.

— Чуть в стороне!

Разрывы четвертого залпа.

— Совсем в стороне.

Сообщают результаты последнего залпа из окопа ПУАЗО. За десять секунд после поворота немецкий разведчик успел уйти далеко от своего прежнего курса. Сбить мы его не могли, но фотосъемку сорвали. Хоть какой-то результат. Через три минуты наступила расплата за удовольствие. Вон другой результат бежит, а за ним еще два результатика. Ой, споткнулся, упал. Взводные помогли капитану подняться. Хреново, только злее будет.

— Кто стрелял?! Кто разрешил?!

Я делаю два шага вперед.

— Все стреляли, товарищ капитан, а команду я дал.

— Ты кто такой?! Ты…

Ой, товарищ капитан, и где же вы таких выражений набрались? Ф-фу, как некрасиво! И руками у меня перед лицом махать не надо, еще заденете ненароком. Ну и выхлоп у тебя, капитан. Вчерашний? Нет, похоже, уже сегодня успел причаститься.

— За что под трибунал, товарищ капитан? За обстрел вражеского самолета?

Ах, за самовольную стрельбу по вражескому самолету. Ну да, ну да, существенная разница. Должен же кто-то немецкие самолеты сбивать, пока ты водку хлещешь. Ф-фу, как некрасиво! Все мои родственники нормальные, приличные люди. И у меня с головой все в порядке.

— А я и не знал, товарищ капитан, что на уничтожение врагов нашей Родины ваше персональное разрешение требуется.

Оказывается, все-таки требуется. Но голос уже на полтона ниже и про трибунал уже не заикается. В трибунале и ему самому могут неприятные вопросы задать. Например. Где вы в этот момент были, товарищ капитан? А где ваши взводные командиры в это время находились? И почему вверенной вам батареей командуют все, кому не лень?

— Есть десять суток ареста!

Хотя, по моему скромному мнению, хватило бы и пяти, но меня почему-то никто спросить не догадался. До моих ушей доносится еле слышное жужжание. Осторожно поднимаю глаза и вижу набирающую высоту тройку «лагов». Их подняли на перехват разведчика с аэродрома авиационного завода. Только немецкий самолет уже давно исчез, и погоня за ним, как всегда, выльется в бесполезный расход бензина. Сюда бы хоть какую-нибудь радиолокационную станцию и нормальную связь с перехватчиками. Мечты, мечты.

Со спины комбата к нам приближается группа военных. Белые полушубки, комсоставские шинели — полковое начальство пожаловало. Увлеченный разбором моих достоинств Дронников их приближения не заметил, а когда Шлыков пихнул его в бок, было уже поздно — начальство находилось буквально в двух шагах и, судя по вытянувшимся лицам, все слышало. Попал капитан.

— Что? — недовольно встрепенулся оторванный от увлекательного занятия комбат и тут же увидел подошедших.