пути «по суху» из Яффы в Иерусалим, где котловины сменялись котловинами, ущелья — ущельями: «бо пусто место то», «выходят бо оттуду срацини и избивають странныя на путех тех»…

Наконец, перед глазами измученных путников — панорама «святого града», окруженного глубокими долинами и оврагами. Она развертывается по мере постепенного приближения — читатель как будто участвует в открывшемся зрелище. Вот уже видны массивные зубчатые стены с внушительными квадратными башнями, нагромождение плоских кровель, над которыми вознеслись купола мечети Омара («Святая Святых») и храма Воскресения:

«Есть же святый град Иерусалим в дебрех, около его горы камены и высокы. Да полны [уже] прпшедше близько граду тоже видоти первое столп Давидов и потом, дошедше мало, увидети Елеоньскую гору и Святаа Святых и Воскресение церковь… и узрети потом весь град. И ту есть гора равна от пути близ града Иерусалима, яко версты вдале; на той горе сседают с конь вси людие и поставляют крестьци ту и поклоняются святому Воскресению на дозоре [на виду] граду… И идут вси пеши с радостию великою к граду Иерусалиму».

Неисчислимые достопримечательности Иерусалима и его окрестностей Даниил описал с мельчайшими подробностями и удивительной топографической точностью. Он был весьма набожным и возвышенно настроенным пилигримом, который свято верил в библейские предания о реликвиях: в «путеводитель» по волнистым плоскогорьям Иудеи попали преимущественно «святые места». Но его добросовестный дневник интересен не только как памятник, характеризующий умонастроение образованного человека Средневековья. В нем прихотливо переплетены исторические, географические, этнографические сведения.

«Очарованный странник» ходил кривыми, узкими уличками Иерусалима, его извилистыми лестницами с полустертыми миллионами ног ступенями, сам измерил глубину и ширину быстрого Иордана, вода которого «мутна велми и сладка нити», с трудом взобрался на гору Фавор, «якоже стог кругол» («есть гора та вся камена, лести же на ню трудно и бедно велми по камению, руками на ню лести, путь тяжек велми; едва бо на ню взлезохом от 3-го часа до 9-го часа»), дотошно пересчитал «столпы» в церкви Воскресения и число ступеней, ведущих на Голгофу. Даниилом владела любовь к точным числовым обозначениям, будь то расстояние между островами и пасе-ленными пунктами (в верстах), глубина реки (в саженях) или размеры углубления — «скважни» от креста, на котором согласно легенде распяли Иисуса (в локтях).

Историк архитектуры найдет в дорожнике Даниила сведения о зданиях, «красно» украшенных «досками мраморяными», «мусией» (мозаиками) и «сребреными чеппоями позлащенными». Многие из них стерты с лица земли или перестроены (к примеру, храм на Елеонской горе, с вершины которой через 40 дней после казни Христос якобы вознесся на небо). «И есть место то оздано все комарами (сводами) около, и верх на комарах тех создан есть, яко двор камень кругом и помощен есть весь двор мраморными досками. И посреди того двора есть создан аки теремець кругло, и есть без верха… и в том теремци… лежит каменет святый, идеже стоясте и нозе пречистеи владыки нашего…» До сих пор паломники восходят на Елеонскую гору, чтобы поклониться известковому камню с углублением в форме ступни.

Даниил рассказывает о природе Палестины, о ее растительном и животном мире. Извилистая стремнина Иордана с каймой ив, тамарисков и камышей по берегам напомнила ему русскую речку Снов: «Есть же по сей стра не Иордана на купели той, яко леей древо не высоко, аки вербе подобно есть, и выше купели тоя по брегу Йорданову стоит яко лозие много… Зверь мног ту и свинии ди-кии бещисла много, и пардуси мнози, ту суть Львове же». Пером «самовидца» описано богом проклятое Мертвое (Содомское) море, внушавшее страх пилигримам: «Море же Содомьское мертво есть, не имать в себе никакоже жпвотна, ни рыбы, нирака, ни сколии [раковины]; но обаче внесеть быстрость Иорданьская рыбу в море то, то не можеть жива быти ни мала часа, но вскоре умираеть; исходит бо из дна моря того смола черная верху воды тоя и лежит по брегу тому смола та много; и смрад исходит из моря того, яко от серы горяща; ту бо есть мука под морем тем». Жгуче-горькие воды Мертвого моря и его безжизненное побережье навевали мысли о близости преисподней.

Русского паломника живо интересовали хозяйство и занятия местных жителей: «Безводно место то есть; ни реки, ни кладязя, ни источника несть близ Иерусалима… И жита добра ражаються около Иерусалима в каменин том без дожда… родиться пшеница и ячмень изрядно: едину бо кадь всеяв и взяти 90 кадей, а другоици 100 кадей по единой кади… Суть винограда мнози около Иерусалима и овощнаа древеса многоплодовита: смокви и Ягодина, и масличие…»

Даниил как бы проводит будущих странников по кремнистым дорогам «земли галилейской», ярко повествуя о трудностях и лишениях странствия по ее библейским холмам, где невозможно обойтись без «вожа» (провожатого) и без знания языка. Он в полной мере познал суровую действительность паломничества. Путь к долине Иордана «тяжек велми и страшен и безводен: суть бо горы высоки камены, и суть разбои мнози, и разбивають в горах тех и в дебрех страшных… А от Иерихона до Иордана 6 верст великых, все по равну в песце, путь тяжек велми; ту мнози человеци задыхаються от зноя и ищезають, от жажи водныя умирають…» Еще в прошлом веке путь к Иордану был долог и полон невзгод. Паломники ехали на лошадях или мулах, брали с собой вооруженных проводников на случай нападения хищников или разбойников. Вот почему Даниил никогда не путешествовал в одиночку: то присоединялся к «доброй дружине» — отрядам разноплеменных пилигримов, то следовал к Тивериадскому озеру вместе с войсками крестоносцев Балдуина, шедших на сельджукского эмира Дамаска («а без вой путем тем никтоже может пройти»). Ходить «без страха и без пакости» неутомимому игумену помогал опытный проводник — «муж свят» и «книжна велми» из лавры св. Саввы.

Паломнические дружины, пересекавшие «землю желанную», были многонациональны. К «гробу господню» стекались «все племена и народы», служба в храме Воскресения шла на разных языках. Даниил видел здесь «бещисленое множество народа, от всех стран пришелци и тоземци, и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конец земли…» На празднике «святого света» собралась и «вся дружина, русьстии сынове, приключыпиися тогда во той день новогородци и кияне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, Кашкича и инии мнози».

Как видим, Даниил не был одинок в своих скитаниях. В Иерусалиме на подворье русских монахов находили приют другие странники — избранные, «церковные» люди. Летопись сообщает: в 1163 г. «ходиша из Великого Нова-города от святей Софии 40 муж калици