ко граду Иерусалиму, ко гробу господню»{146}. Отголоски этого хождения усматривают в былинах о «сорока каликах»:

А и самы надевали как платья калицкия,

Как тут оны кладывали да подсумки,

А и подсумки да каличьии,

На свои плеча ведь да богатырский,

А и как брали оны по клюки по дорожныей,

А и как тут оны да отправились,

А и как ведь пошли как удалы добры молодцы

А и ко граду ведь да Еросолиму{147}.

В 1173 г. в русском монастыре Иерусалима скончалась «благочестивая и премудрая» игуменья Евфросиния (в миру Предислава — дочь полоцкого князя Георгия Всеславича). С родным братом Давидом и родственницей Евпраксией эта женщина отправилась на поклон «живоносному гробу Христову». В Царьграде ее приняли царь и патриарх. Из византийской столицы Евфросиния «пойде в Иерусалим» и «обыде же и вся святая иерусалимская места».

В самом начале XIII столетия в Константинополе — городе при слиянии водных путей и путей караванных — побывал новгородец Добрыня Ядрейкович (впоследствии Антоний — архиепископ новгородский). Путешественник составил детальное описание исторических мест и «достославных святынь» Царьграда. В церкви св. Георгия его внимание привлекла гробница именитого русского паломника: «святый Леонтей поп Русин лежит в теле, велик человек: той бо Леонтий трижды в Иеросалим пешь ходил»{148}. Но более всего Добрыню поразил величественный храм Софии — одно из чудес света, творение зодчих Юстиниана. Среди его необъятного простора молящиеся выглядели просто пигмеями. Чужестранцев изумляли огромный, но кажущийся необычайно легким купол, отлогие каменные всходы на хоры, где могли проехать две колесницы. В недрах собора хранились сокровища искусства и предметы роскоши — священные в глазах паломника «хитрости Царяграда». Среди знаменитых икон и драгоценной утвари св. Софии и «царских златых полат» Добрыня видел сосуды, «иже принесоша Христу с дары волсви», и «блюдо велико злато служебное Олгы Руской, когда взяла дань, ходивши ко Царюграду», и «трубу медную Ерихоньскаго взятия Иисуса Навгина», и «палицу Моисееву». «Хождение» Добрыни — уникальный свод археологических данных о Царьграде накануне его разгрома крестоносными варварами в 1204 г.

Греческие и палестинские реликвии особенно ценили на Руси. Игумен Даниил приобрел лампаду, горевшую у «гроба господня»; Добрыня Ядрейкович доставил в Новгород «гроб господень» («модель» иерусалимской церкви Воскресения?).

Черный камень Каабы

Средневековые мусульмане чтили много «святых мест», куда ходили на поклонение. Но самым главным было паломничество (хадж) в Мекку — древнюю религиозную святыню арабских племен. Хотя бы один раз в жизни каждому «правоверному» предписывалось посетить Каабу — святилище, к которому обращены михрабы (молитвенные пиши) мечетей мира. Из всех стран ислама — от Марокко и Алжира до Зондских островов, от Булгара и Средней Азии до Йемена — миллионы паломников (хаджи) «пешком и на быстрых верблюдах» приходили к «дому святому». Верили, что «Черный камень» Каабы дарует исцеление больным и очищает от грехов.

Но шли века — со всех концов вселенной

К нему неслись молитвы, и рекой

Текли во храм, далекий и священный,

Сердца, обремененные тоской…{149}

Иван Бунин

Священное путешествие в Мекку — сложное и опасное предприятие; оно требовало много времени и денег. Его совершали люди богатые и зажиточные в окружении странствующих дервишей и набожных бедняков, которые в дороге просили милостыню или перебивались поденщиной. Персидский историк Мухаммед Ауфи (XIII в.) рассказывает: один бухарский правитель с громким титулом «садр джехан» («столп мира») совершал хадж в Мекку в сопровождении кортежа из 100 верблюдов под вьюками.

«Его встретил бедняк, голодный, дурно одетый и босой и спросил, неужели бог дает одинаковую награду за хадж бедняка, совершаемый с таким трудом, и за хадж садра, совершаемый с такой пышностью. Садр ответил, что награда, конечно, не будет одинакова: «Я исполняю повеление бога, а ты поступаешь наперекор ему. Мне он сказал: «Если имеешь возможность, совершай хадж», а тебе сказал: «Не губите себя собственными руками». Итак, меня он пригласил, а тебя освободил от посещения; я — гость, ты — паразит; паразит никогда не пользуется почетом, как гость»{150}.

Некоторые пилигримы покрывали расходы странствия? занимаясь мелочной торговлей. Вместе с паломническими караванами ехали купцы и любознательные ученые, движимые интересом к познанию нового — создатели географической литературы с описаниями попутных городов, «святых мест» и маршрутов.

Всевозможными бедствиями грозил пилигримам путь сквозь аравийскую «сахару». Испепеляющий зной, когда воздух так горяч, что кажется, «будто раскаленные иголки пляшут над землей» (поэт Имруулькайс), недостаток воды, песчаные бури, внезапно и яростно вздувающиеся дождевые потоки, неожиданные нападения кочевников-бедуинов и фанатичных карматов{151}, этих «корсаров пустыни», безжалостно обиравших «святош», — вот опасности, подстерегавшие «правоверных». В 929 г. карматы сумели разграбить Мекку и похитить «Черный камень», вернув его только через 20 лет. За право проезда паломников Багдадский халифат выплачивал им крупные суммы золотом. В 1012 г. бедуины спустили воду из придорожных водоемов, а в колодцы набросали горьких колючек. Так погибли от жажды или попали в плен 15 тыс. паломников. Когда через несколько лет освободили часть пленников, пасших овец у бедуинов, «они вернулись домой? но имущество их было уже поделено, а жены их повыходили замуж» (Ибн-ал Джаузи){152}. Едва ли половина из тех, кто отправлялся в путь, благополучно возвращалась; безвестные могилы остальных засыпали желтые пески пустыни. Умерших во время хаджа причисляли к мученикам за веру, а успешное возвращение паломников выливалось в радостное торжество. В Багдаде их принимал сам «повелитель правоверных», их воспевали придворные поэты в звучных строфах касыд — небольших поэм, говорящих об опасностях хаджа:

Для кого колышут паланкины верблюды, для кого караван

то плывет над миражем, то погружается в него.

Для кого он пересекает широкие роки и рвение гонит этих

животных из Сирии и из Вавилонии?

Как много отстало узников, которых не освободят из их

темницы, и не один был заблудившийся, который никогда

не придет к цели.

Кого день бросал туда и сюда! Он замолчал, обильней слезы

заструились, и поник он головой!{153}

Шариф ар-Ради