только в том случае, если им тоже будет хорошо. При мне. Понятно?

— Ты не сможешь платить всем…

— Платить? Да ты дурак, братец, — рассмеялась я. Даже в голову не приходило, что мои слова можно истолковать настолько по-идиотски. — Разве кто-нибудь когда-нибудь раздавал деньги просто так?

— Святой Ва…

— Вот только давай без святых, — перебила я.

— Тогда никто.

— Ну, вот и нечего начинать. Я дам им не деньги, а нечто большее. Я дам им уверенность в завтрашнем дне. Я дам им возможность работать и зарабатывать. Избавлю от неконтролируемых поборов. Я… Впрочем, зачем я тебе это говорю? Тебя же интересуют исключительно искры. Точнее, моя искра, духовник?

— Ты действительно собираешься сделать всё это? — с удивлением, которое он не сумел скрыть, спросил Энрико.

— Я не собираюсь. Я уже делаю. И не позволю никому мне помешать.

— Я хочу помочь.

— Чем ты мне поможешь? — хмыкнула я. — Ты же отказался от права что-то менять в этом баронстве.

— Я и не буду менять, — улыбнулся он. — Менять будешь ты, а я всего лишь тебе помогу.

Эта улыбка впервые за всё время разговора очистилась от налёта горького сарказма. Энрико на мгновенье вдруг словно помолодел лет на двадцать. Тут-то я и заметила, насколько мы похожи. «Ну, хоть в этом сомневаться не приходится, — проворчала я себе под нос. — Мы действительно родственники».

В остальном же я сомневалась. Сомневалась и тогда, когда рассказывала Энрико о своих планах создать школу при каждом деревенском храме. Когда слушала его вполне резонные замечания и предложения. И когда согласилась на приезд нескольких его бывших однокашников-служителей. Даже отходя ко сну в тот день, я всё еще сомневалась в правильности принятого решения.

Появление брата было столь же неожиданным, сколь и своевременным. Кому ещё, как не брату, давно и безвозвратно потерявшему все права на баронскую корону, я могла бы доверить религиозную власть в своей вотчине? Искать кого-то другого было бы и странно, и глупо. Вот только мои враги, если они у меня были, тоже не могли этого не понимать. Поэтому Энрико мог оказаться как посланным богами помощником, так и чужим шпионом.

Но через несколько дней эти сомнения отошли на второй план. О себе вновь напомнил проклятый дракон, и снова довольно нетривиальным способом. До чего же изобретательная рептилия попалась…

ГЛАВА 20

Очередные неприятности поджидали меня сразу за завтраком. Братец Энрико, чьё присутствие неизменно наводило меня на мрачные мысли, вставал с восходом. Я же просыпалась гораздо позже. Поэтому завтрак оставался единственной трапезой, когда я не рисковала нажить изжогу, в основном пережёвывая собственные сомнения, а не пищу.

Это утро не стало исключением. Я как раз успела разделаться с маленькими булочками, наполненными нежнейшим паштетом, и на распахнувшуюся дверь посмотрела довольно благодушно.

— Ваша светлость, — склонилась в поклоне Леона.

— Моя, моя, — лениво покивала я, отметив, что серебряного подноса нет, а значит, и неприятных новостей вроде приглашения на какой-нибудь бал не предвидится. — Что день грядущий нам готовит?

— А вот этого я не знаю, — Леона подошла почти вплотную и заговорила вполголоса. — Но что-то готовит, это точно.

— Так… — насторожилась я. — Откуда такие выводы?

Но ответить женщина не успела: в дверь снова поскреблись.

— Войдите! — рявкнула я, впервые пожалев, что упразднила шеренгу лакеев в трапезной. Сейчас бы не пришлось орать, выясняя, кто там такой скромный.

На пороге показался перепуганный повар, комкающий в руках белый колпак. Тоже, кстати, моё нововведение. Обнаружив однажды в своей тарелке чужой волос, я долго боролась с желанием обрить наголо всех, кто хотя бы переступает порог кухни. Но всё же ограничилась введением белой полотняной формы и колпаков для своих кашеваров.

— Ваша светлость, — он поклонился, насколько позволил пухлый живот. — Простите, ваша светлость. Я не хотел вас тревожить, ваша светлость. Но вы сами говорили, что я могу обратиться к вам, если на кухне…

— Ну что там стряслось?! — перебила я, сообразив, что могу ещё два часа слушать бессвязные извинения.

— Вы вчера пожелали на обед утку по-горски…

— Да? — я с трудом вспомнила, что вчера вечером мне действительно подсунули длинный свиток со списком всевозможных блюд. Но у меня в голове сидел братец с его секретами, и я просто потыкала пальцем куда попало. Попало, похоже, в утку. — Может быть. И в чём проблема?

— Утку надо мариновать, — с истинным трагизмом в голосе всплеснул руками повар. — Заранее! А мы со вчерашнего вечера не могли найти госпожу Леону…

— Я, бывает, тоже называю её уткой. Особенно когда она наступает мне на подол платья, — хмыкнула я. — Но мариновать, это уже перебор…

— Да не госпожу Леону, — безнадёжно махнул рукой толстяк, не заметив юмора. — Утку! Её надо мариновать! А у нас ни приправ, ни уток. Госпожи Леоны-то нет.

— Вы же не хотите мне сказать, что госпожа Леона носит уток в карманах, — окончательно запуталась я. — Объясните по — человечески, в чём дело.

— Утка в кладовой! Выделенные нам из сокровищницы приправы тоже. А ключ от кладовой у госпожи Леоны. И теперь мы не можем приготовить утку по — горски вам на обед. Она просто не успеет промариноваться!

Повар чуть не плакал. Я же в очередной раз разозлилась: опять Леона берёт на себя больше, чем положено.

— А где раньше хранились ключи от кладовой? — спросила я у неё.

— У повара, — хмуро признала женщина. — Но вы же помните, что там творилось. Сколько всего крали! Теперь они в кладовую ходят только под моим надзором.

— А если тебя нет, то я остаюсь без обеда?

— Нет, что вы! Это единичный случай. Я кое-что услышала и должна была узнать поточнее. Именно поэтому и пришла. Дело крайне серьёзное!

— Отлично. Сейчас ты мне о нём расскажешь. А пока… Отдай ключи от кухонной кладовки повару.

— Но воровство…

— А за воровство он мне головой ответит, — буркнула я, переводя мрачный взгляд на толстяка.

— Никто и гнилой репы зря не тронет, госпожа баронесса! — повар повалился на колени. — Но что делать с уткой?

— Госпожа, вас опять начнут обворовывать… — шипела в ухо Леона.

— Я