Где много женщин, там почти всегда скандал. В особенности,если милые дамы выясняют, кто из них красивее. Как правило, хорошим это некончается. Да что говорить о смертных, если даже богини перессорились междусобой из-за обладания золотым яблоком с надписью: “Прекраснейшей”. Зевсотказался решить их спор и послал их к Парису, сыну царя Трои, а тот возьми иприсуди яблоко Афродите, пообещавшей ему в жены прекраснейшую из смертных. Акончилось все это Троянской войной. Так что я в споры красавиц не вмешиваюсь иделаю свое дело.

Мысли крутились в голове, а руки машинально выполняли работу– собирали с кресел разбросанные колготы, белье и прочие дамские штучки. Яработаю сейчас в Доме моделей, а “вешалки” страшно неаккуратны. Снимут с себячулочки и швырнут посередине комнаты. Кроме того, они глупы, ничего, какправило, кроме газеты “Мегаполис”, не читают, и все разговоры в раздевалкахкрутятся в основном вокруг денег и мужиков. Пока мне не пришлось устроиться наработу в Дом моделей Германа Губенко, мир моды виделся издалека чем-тосказочным, роскошным… Прекрасные женщины, шикарные платья, изумительные духи…На поверку все оказалось совсем не так. Девушки, пока над ними не поработаетвизажист, выглядят не слишком привлекательно. Многие модельки прикладываются кбутылке, кое-кто не брезгует и героином. На “языке" – то они все небесныесоздания, а “за кулисами” творят удивительные вещи. Ради выгодного кастинга<Здесь отбор манекенщиц для показа моделей> девчонки готовы на все.Бритвенные лезвия, подложенные сопернице в туфли, – далеко не самая жестокаявыдумка. Так что я бы на месте многих матерей подумала, стоит ли толкатьдочерей на этот путь. К высотам пробиваются единицы, и не всегда успех зависитот красоты. Клаудиа Шиффер, например, в обыденной жизни просто высоченная немкас крупноватыми ступнями и капризно надутыми губами.

Я сгребла с диванов кучу бумажных салфеток, вытряхнула вбольшой пластиковый мешок мусор и принялась собирать разбросанные повсюдубутылки из-под минеральной воды. “Вешалки” озабочены своей внешностью донельзяи постоянно опрыскивают лицо минералкой. Причем не каким-нибудь “Святымисточником”, а французской водой “Эвиан” по шестьдесят рублей за тристамиллилитров.

Да, нужно признаться, что, хотя моя должность и называетсявесьма значительно – менеджер по офису, – на самом деле я являюсь самойобыкновенной уборщицей, стою на нижней ступени социальной лестницы, и поднятьсяпо ней мне уже, очевидно, не удастся. В 35 лет поздно начинать жизнь сначала.Впрочем, если разобраться, не везло мне с самого младенчества.

Маменьки своей я не знаю. Естественно, существовалабиологическая единица, родившая меня на свет. Но вскоре после выхода изродильного дома матушка поняла, что ребенок – это сплошная докука. Плачет поночам, просит есть, да еще к тому же нужно стирать пеленки и покупать ползунки.Мамуля почувствовала, что не готова к подобным испытаниям, и в один жаркийлетний день просто-напросто сбежала от моего отца. Так я ее никогда больше и невидела, не осталось даже фотографий: папа в порыве злости изорвал все доединой.

Впрочем, его можно было понять. Тяжело мужчине с младенцем,даже если он работает дворником и может выкатывать коляску во двор иприглядывать за ребенком, размахивая метлой. Вскоре у меня появилась мачехаРаиса – большая, толстая, неаккуратная баба, жарившая восхитительные блинчики.Про нее нельзя сказать, что она была злая – падчерицу, то есть меня, Раяколотила, только когда напивалась пьяной. Но запои случались у нее не часто,примерно раз в месяц. Я же, достигнув шестилетнего возраста, уже хорошо знала,что, если тетя Рая появляется на пороге комнаты с лихорадочным блеском вглазах, следует моментально ужом проскальзывать в дверь и нестись куда глазаглядят, но подальше от родимого очага. Чаще всего глаза глядели в сторонубулочной. Тамошние продавщицы любили меня, угощали калорийными булочками сизюмом и карамельками “Чебурашка”. Выждав часа два-три, я возвращалась домой инаходила тетю Раю на кровати. Из груди женщины вырывался молодецкий храп, звуккоторого наполнял мою душу невероятным блаженством – раз храпит, значит, нестанет драться. Утром Рая, совершенно не помнившая того, что было вчера, охая идержась за голову, вытаскивала из плиты черную чугунную сковородку ипринималась жарить блинчики.

– Ешь, несчастье, – говорила она, шлепая на тарелкуподжаренный кусок теста, – жри от пуза да зла на меня не держи. Видишь, люблютебя, блины завела. Ну а если вчера по зубам насовала, так в семье чего тольконе бывает. Бью – значит, за свою держу. А ты тоже будь похитрей, видишь, теткаотдыхать собралась, не лезь под руку, забейся в уголок да пережди. Усекла?

Я молча кивала и проворно жевала ароматное угощение. Никогдабольше, ни в одном другом доме я не ела таких блинов.

Наверное, Рая каким-то образом оформила надо мной опеку,потому что папенька слинял в неизвестном направлении в тот год, когда я пошла впервый класс. Вообще говоря, Раиса могла сдать меня в детдом и жить себеприпеваючи. Работала она уборщицей, трудилась одновременно на четырех ставках,драила лестницы в подъездах, а еще бегала по людям, хватаясь за любую работу.Мыла окна, убирала квартиры, прогуливала собак, притаскивала картошку с рынка.

Надо заметить, что, когда исчез мой отец, мы стали житьнамного лучше, можно сказать, вздохнули полной грудью. Отпала необходимостьсодержать алкоголика, покупать ему каждый день бутылку и пачку сигарет.Получалось, что только на винно-водочные изделия уходило около шести рублей вдень, а за месяц набегало почти двести целковых – зарплата инженера илиучительницы… Так что после его пропажи нам стало только лучше.

Рая сделала в “хрущобе” ремонт, постепенно в комнатахпоявились люстра производства ГДР, польский палас, болгарская мебель изамечательный кухонный гарнитур: шкафчики, покрытые серым пластиком в розовыхцветочках. Мне они нравились невероятно. Все у нас стало как у людей, и в школуя пошла в коричневом платьице, белом фартучке и ажурных гольфах. Рядом со мнойвозвышалась толстая Раиса с огромным букетом гладиолусов. Ради праздника тетканацепила бордовый костюм из джерси и мучилась в непривычной одежде.

Первые три класса пролетели мгновенно. Странное дело, ногосподь наградил меня хорошей головой. Объяснения учительницы я ловила на летуи никаких трудностей в учебе не испытывала. Все казалось легким – русский,чтение, математика и даже немецкий. Другие дети рыдали над домашними заданиями,а родители писали за них сочинения. Рая даже не заглядывала ко мне в тетради идневник. Собственно говоря, делать это было незачем. Никаких оценок, кромепятерок, там не было.