с игральные фишки напомнил мне интерьеры закусочных 1950-х годов. На туалетном столике из розового мрамора лежало перевернутое круглое зеркало в рамке. На этом импровизированном зеркальном подносе стояли два флакона духов и разнообразные кремы для лица. Я взяла в руки «Шанель № 5». Я слышала это название, но никогда не видела флакон вживую. Я брызнула ими на запястья и вдохнула аромат. Пахло совсем не похоже на Шебу. Второй флакон был из граненого стекла с пробкой внутри. Я вынула пробку и принюхалась. Это уже чем-то напоминало Шебу, но не вполне. Тогда я обмакнула пробку в духи и коснулась обоих запястий в тех местах, где я нанесла «Шанель № 5», и поднесла кисть к своему носу. Вот теперь я пахла как Шеба. Я сделала еще один вдох. Весь мир словно растворялся, пока я дышала запахом Шебы.

Оставив маленькую вселенную с ароматом Шебы позади, я перешла к гардеробной. На перекладине с одной стороны шкафа висела одежда Джимми. Другая сторона принадлежала Шебе. Ее одежда была разложена по группам: платья, блузки, комбинезоны, ночные рубашки и халаты. Внутри каждой группы вещи были рассортированы по цвету, от самого светлого к самому темному, слева направо. Я провела рукой по всей одежде разом, смакуя разнообразие фактур: атлас, шелк, кожа, хлопок.

Когда я добралась до ночных рубашек и халатов, я стала вынимать их одну за другой. Некоторые были до того сексуальными – с прозрачными ажурными лифами и разрезами до бедер, – что мне было неловко смотреть на них. Мой сексоголизм забил во все колокола, взбаламутил кровь, и я сурово наступила ему на горло.

Даже менее сексуальные ночнушки были восхитительны. Я переживала, что разочарую Шебу и выберу неправильную. И тут моя рука остановилась на белой ночнушке с ажурными бретельками и кружевной оторочкой. Хлопок был таким мягким, что казалось, будто густая вода течет между кончиками моих пальцев. Прямо в гардеробной я стянула с себя шорты, футболку и лифчик, и через голову надела ночную рубашку. Чашки лифа висели на мне мешками, но в остальном ночнушка подошла мне хорошо. Хлопок так ласково касался моей кожи, что мне хотелось кататься по полу, просто чтобы ярче почувствовать его прикосновение.

Я сложила свою одежду и вынесла ее из комнаты Шебы и Джимми, а затем спустилась по лестнице на второй этаж. Крики прекратились, и спокойные голоса четырех взрослых людей парили в воздухе, как звуковые облака. Кроме того, по воздуху до меня доносился и запах марихуаны. Интересно, доктор и миссис Коун тоже курили? Или только Шеба и Джимми?

Я вошла в комнату Иззи и закрыла за собой дверь. Моим глазам потребовалась пара секунд, чтобы привыкнуть темноте, и я увидела, что Иззи все еще не спит, а ее блестящие глаза устремлены на меня.

– Все успокоились, – сообщила я. – Они во всем разобрались.

– Хорошо. Теперь можно спать?

– Да. – Я забралась в постель. Простыни Иззи были чистыми и хрустящими. Мы постирали и накрахмалили их всего два дня назад.

– Я люблю тебя, Мэри Джейн. – Иззи придвинулась ко мне поближе и просунула голову между моей грудью и подмышкой. Она задышала глубоко и медленно, как будто высвобождала что-то из глубин своего тела.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала я.

7

Проснувшись утром, я с удивлением обнаружила, что крепко проспала всю ночь. Мы с классом каждый год ходили в походы, и я всегда возвращалась из них такой измученной, что мне хотелось неделю не вылезать из кровати. А когда я оставалась с ночевкой у близнецов, мы допоздна не ложились и рано вставали. Но в постели Иззи Коун мне спалось лучше, чем в своем собственном доме.

Иззи льнула ко мне во сне и тихонько сопела, приоткрыв рот, как рыбка. Ее густые ресницы казались влажными и блестящими, а рыжие локоны были зажаты между затылком и подушкой. Стараясь не шуметь и не делать лишних движений, я сползла с кровати и надела шорты, лифчик, футболку и шлепанцы.

Я поднесла ночнушку к лицу и принюхалась. Ткань пахла Шебиными духами и совсем не пахла мной. С ночнушкой в руках я вышла из комнаты. Дверь на третий этаж была заперта, а из приоткрытой спальни доктора и миссис Коун доносился раскатистый храп, напоминающий шум прибоя. Я медленно спустилась по лестнице, стараясь держаться ближе к стене, где ступени меньше скрипели.

Пол в гостиной был усеян разбросанными книгами. В воздухе еще витал ластичный запах. На кофейном столике стояла половина разбитой тарелки с матово-белым зазубренным сколом. На осколке лежало три потушенных окурка самокруток. Однажды вечером, когда мы сидели в машине, Джимми сказал, что они называются «бычки», а потом, чтобы рассмешить нас с Шебой, проглотил дотлевающий «бычок» своего косяка.

Я постояла с минуту, оценивая ущерб. Можно было начать разбирать книги прямо сейчас, а можно было подождать, пока проснется Иззи. Мы так много говорили об этом, что она могла бы обидеться, если бы я начала без нее. Но я опасалась, что если не заняться библиотекой в ближайшее время, вмешается кто-нибудь еще и рассует книги по полкам как попало. Конечно, не доктор и миссис Коун: они были слепы к любому хаосу и беспорядку. Шеба, однако, оказалась не меньшей аккуратисткой, чем я. С другой стороны, в доме Коунов никогда и ничего не делалось до завтрака, и я решила, что немного времени в запасе у меня есть. Пожалуй, имело смысл дождаться пробуждения Иззи.

Столовая выглядела нормально. Даже подсвечники с белыми огарками оплавленных свечей стояли там же, где и вечером накануне. Проигрыватель был на полу, где мы с Иззи его поставили. Пластинки по-прежнему стояли у стены стопкой, которую теперь подпирали две каменные фигурки, обнаруженные мной на стиральной машине. Одна была в виде женского торса, другая – в виде мужского.

Я толкнула дверь, ведущую на кухню, но та не поддалась. Тогда я пошла в обход: снова через столовую, гостиную, прихожую и зал с телевизором. Когда я добралась до открытого прохода на кухню, у меня перехватило дыхание.

Кухня напоминала место преступления. Или камбуз в фильме «Приключение «Посейдона», когда корабль уже тонул. Пол был сплошь усыпан осколками битой посуды: тарелок, мисок, стаканов и даже сервировочного блюда, на котором я подавала курицу. Поверх стеклянной и керамической крошки валялись упаковки с продуктами из кладовой: хлопья, печенье, попкорн, овсянка, мука, сахар, изюм – буквально всё. Дверцы шкафов были открыты настежь, а полки –