Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бррр… Ужас! На цепи!
– Хорошо, что ей удалось докричаться до соседей, они вызвали полицию, ну и так далее… Но не будем о грустном. Знакомься, это Эмма!
На крыльце показалась невысокого роста стройная женщина лет сорока. Черные блестящие стриженые волосы, большие карие глаза, чудесная белозубая улыбка.
Помявшись несколько секунд, она, не выдержав, бросилась к Петру, они обнялись, как старые и добрые друзья.
Говорила она с приятным акцентом, слегка путая слова и сбиваясь на французские. Но с Женей они очень быстро нашли общий язык.
Эмма помогла поднять на второй этаж, где располагалась спальня Жени, багаж, после чего показала примыкающую к спальне большую ванную комнату, объяснила, как пользоваться краном с горячей водой и душем, показала шкаф с полотенцами и всем необходимым.
С какой же любовью все было подготовлено! Самым трогательным Жене показалась стопка теплых свитеров в шкафу. Пушистые, мягкие, серый, черный, красный и белый. Новые, с этикетками. Мысль о том, что эти свитера могли быть куплены задолго до ее приезда и были предназначены для другой женщины, Жене не хотелось думать.
В какой-то момент ей показалось, что ее здесь все будут любить. И Эмма, и Петр. И что окружат ее заботой. Быть может, она просто очень этого хотела и теперь малейшие знаки внимания воспринимались ею именно так – ее любили. Пусть просто как русскую гостью (это Эмма) и как жену любимого брата, сноху (Петр).
Эмма предложила Жене разобрать чемодан и разложить все ее вещи, но Женя, поблагодарив ее, сказала, что справится сама.
И хотя она устала и тело ее почему-то дрожало, может, от слабости, а может, от нервного напряжения, она все равно довольно быстро разобрала багаж, все аккуратно разложила по полочкам (в комоде она нашла два пакетика ароматных розовых саше для белья), потом приняла душ.
Живя в доме братьев Бронниковых и даже став женой одного из известных и состоятельных московских адвокатов, Женя, конечно же, могла позволить себе все самое лучшее и дорогое. Но такого мыла и шампуней, ароматных и просто каких-то невероятных, у нее не было.
Надо бы запомнить их названия, подумала она, набрасывая на плечи тяжелый длинный халат, тоже, вероятно, купленный специально для нее. Махровый, мягкий, нежного зеленого цвета, он словно обнимал ее уставшее тело.
Она замерла, представив себе, что находится в ванной комнате не одна. Что рядом с ней Борис. Что это он обнимает ее и шепчет на ухо нежные слова…
Вот оно! То самое горькое чувство, что она больше никогда не увидит его, чувство, которое она гнала от себя, заставило вдруг все вокруг стать моментально серо-черным.
Острая, как отравленная игла, мысль пронзила ее: они скрывают от меня его смерть. И Петр делает все, чтобы как-то смягчить удар, чтобы сердце ее не разорвалось, чтобы она сменила обстановку и набралась душевных сил.
И тут же ее отпустило: нет-нет, это невозможно. Если бы Борис погиб, Петр не мог бы так лучиться, улыбаться Эмме и вообще радоваться жизни. Это совершенно исключено. Вот каким она застала его в первый день, когда вернулась из Калины, было похоже на то, что Петра подкосила беда.
Заросший, постаревший, немытый, практически опустившийся и потерявшийся в жизни человек. Да, вот тогда по одному его виду можно было понять, что с его братом случилось что-то ужасное. Но потом же он как-то пришел в себя! Начал, хоть и небольшими порциями, выдавать ей информацию о Борисе. Вот только где он, хотя бы на каком континенте, так и не сказал. Там нет связи. Сразу представились джунгли, заросшее лианами старое бунгало и трясущийся от страха клиент Бориса, совершенно седой человек с безумными глазами.
Вот откуда берутся эти картинки? Где черпает свое вдохновение воображение? Из какого такого волшебного источника?
На ужин Элиза не пришла, и утку (точнее, утиное конфи, то есть ножки утки, томленные полдня в собственном жире на медленном огне), запивая вином (Женя сильно разбавляла его водой), они съели втроем – Петр, Женя и Эмма. Был еще салат из козьего сыра, яйца под майонезом и шоколадный мусс.
Женя, успевшая поспать после дороги, набралась не только сил, но и нагуляла аппетит, и ела с таким удовольствием и так много, что ей было даже стыдно.
После ужина они с Петром прогулялись по деревне, точнее, прошлись немного по улице, дошли до дома Элизы (Женя отметила, что ее дом очень похож на дом Петра с той лишь разницей, что ставни выкрашены в нежно-зеленый цвет), но беспокоить пожилую женщину не стали. Пусть отдыхает.
– Если ты не возражаешь, завтра мы отправимся с тобой в сад Моне, – предложил Петр.
Он выглядел довольным, просто сиял. Нет-нет, Борис жив, снова подумала Женя, но расспрашивать его на это раз не стала. Если захочет, сам все расскажет. И вообще, надо научиться управлять своими чувствами и мыслями.
«Не буду пока думать о Борисе. Так спокойнее для меня и нашего будущего ребенка».
Про ребенка она думала постоянно, представляя его внутри себя в маленькой розовой теплой колыбельке. Как ему там сейчас? Как жаль, что он не видит всей этой красоты, этих деревьев и цветов, красивых домов, этого неба, солнца. Но ничего, вот родится и тогда уже все увидит.
При мысли, каким добрым и щедрым будет по отношению к племяннику (или племяннице) Петр, дядя, она всегда улыбалась. Но вот представить себе лицо Бориса в момент, когда он увидит своего ребенка, она почему-то не могла. И страшнее всего было даже не это, а то, что иногда она не могла вспомнить лицо мужа. Лишь иногда, глядя на Петра, она узнавала в нем черты Бориса. Все-таки они братья. И тогда холодная тоска сдавливала горло.
В дверь постучали, Женя быстро натянула простыню до подбородка:
– Войдите.
И что это могло понадобиться Петру так рано? Зачем он беспокоит ее? Раньше за ним такого не водилось, в семье вообще принято было оберегать сон друг друга.
Но вошел не Петр, а Эльза. Розовощекая, вся в белом и спортивном, глаза горят, широкая улыбка. Не женщина, а утреннее солнышко!
– Доброе утро, моя дорогая! Как спалось на новом месте?
– Элиза, доброе утро! Все прекрасно. Я чувствую себя выспавшейся и отдохнувшей.
– Вот и замечательно! Я пришла за тобой – пойдем пить кофе на террасу. Погода чудесная, жары пока нет. Петр уже там, бодрый и с мокрыми волосами – он уже