Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Чуда не совершилось, и уклоняться больше нельзя было. Царь неожиданно заявил, что не может расстаться с сыном, – какие смутные надежды бродили при этом в его голове? – и подписал манифест об отречении в пользу брата. Одновременно подписаны были указы Сенату о назначении князя Львова председателем Совета министров и Николая Николаевича – верховным главнокомандующим».

Гучков Александр Иванович, политический деятель:

«Государь сказал, что он не может расстаться с сыном и передаст престол своему брату. Тут оставалось только подчиниться, но я прибавил, что в таком случае необходимо сейчас же составить акт об отречении, что должно быть сделано немедленно, что я остаюсь всего час или полтора в Пскове и что мне нужно быть на другой день в Петрограде, но я должен уехать, имея акт отречения в руках. Накануне был набросан проект акта отречения Шульгиным, кажется, он тоже был показан и в комитете (не смею этого точно утверждать), я тоже его просмотрел, внес некоторые поправки и сказал, что, не навязывая ему определенного текста, в качестве материала передаю ему этот акт. Он взял документ и ушел, а мы остались».

Лукомский Александр Сергеевич, генерал:

«2 (15) марта после разговора с А.И. Гучковым и В.В. Шульгиным государь хотел подписать манифест об отречении от престола в пользу наследника.

Но, как мне впоследствии передавал генерал Рузский, в последнюю минуту, уже взяв для подписи перо, государь спросил, обращаясь к Гучкову, можно ли будет ему жить в Крыму.

Гучков ответил, что это невозможно; что государю нужно будет немедленно уехать за границу.

“А могу ли я тогда взять с собой наследника?” – спросил государь.

Гучков ответил, что и этого нельзя; что новый государь, при регенте, должен оставаться в России.

Государь тогда сказал, что ради пользы родины он готов на какие угодно жертвы, но расстаться с сыном – это выше его сил; что на это он согласиться не может.

После этого государь решил отречься от престола и за себя, и за наследника, а престол передать своему брату – великому князю Михаилу Александровичу».

Представители Государственной Думы предложили проект акта об отречении, который привезли с собой. Однако Николай II заявил, что у него есть своя собственная редакция, и показал текст, который по его указанию был составлен в Ставке. В него уже были внесены изменения относительно преемника.

Гучков Александр Иванович, политический деятель:

«Затем, через час или полтора, государь вернулся и передал мне бумажку, где на машинке был написан акт отречения и внизу подписано им “Николай”. Этот акт я прочел вслух присутствующим. Шульгин сделал два-три замечания, нашел нужным внести некоторые второстепенные поправки, затем в одном месте государь сам сказал: “Не лучше ли так выразить”, – и какое-то незначительное слово вставил. Все эти поправки были сейчас же внесены и оговорены, и таким образом акт отречения был готов. Тогда я сказал государю, что этот акт я повезу с собой в Петроград, но так как в дороге возможны всякие случайности, по-моему, следует, составить второй акт, и не в виде копии, а в виде дубликата, и пусть он остается в распоряжении штаба главнокомандующего ген[ерала] Рузского. Государь нашел это правильным и сказал, что так и будет сделано».

2 (15) марта, в 23:40, Николай II передал А.И. Гучкову и В.В. Шульгину Манифест об отречении от престола следующего содержания:

После этого А.И. Гучков вышел из вагона и крикнул в толпу: «Русские люди, обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу… Государь император ради спасения России снял с себя свое царское служение. Россия вступает на новый путь!»

При этом официально было объявлено, что отречение имело место в 15:00, то есть именно в тот момент, когда фактически было принято решение о нем. Сделано это было для того, чтобы не создалось впечатления, что отречение произошло под давлением представителей Госдумы.

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Чтобы сохранить видимость свободного решения, Манифест об отречении был помечен 3 часами пополудни на том основании, что первоначальное решение царя об отречении состоялось в этом часу. Но ведь дневное “решение”, передававшее престол сыну, а не брату, было фактически взято обратно в расчете на более благоприятный оборот колеса. Об этом, однако, вслух никто не напоминал. Царь делал последнюю попытку спасти лицо перед ненавистными депутатами, которые, с своей стороны, допустили подделку исторического акта, т. е. обман народа. Монархия сходила со сцены с соблюдением своего стиля. Но и ее преемники остались верны себе. Они, вероятно, даже считали свое попустительство великодушием победителя к побежденному».

Вскоре после этого Николай II передал дворцовому коменданту В.Н. Воейкову телеграмму для великого князя Михаила Александровича: