— Буду ждать его с нетерпением! — усмехнулся Гарольд. — Пусть придёт и попробует снять корону с моей головы! А я помогу ему своим боевым топором!.. А теперь ступай, норманн. Ты утомил меня своими дерзкими речами!

Монах резко вскинул голову, погрозил англичанам пальцем и направился к выходу. Остановившись в дверях, он обернулся и запальчиво воскликнул:

— Вы соскучились по войне, презренные саксы? Будет вам война!

Рагнар, Гюрт и Леофвайн одновременно бросились на посла и изрубили бы его на куски, если б их не остановил громкий окрик короля.

— Не трогать его!! Пусть идёт!!

В этот самый миг принцесса и лекарь, на свою беду, приблизились к тронному залу. Услышав крики, они растерянно переглянулись и осторожно выглянули из-за угла. Мимо них по коридору, пыхтя и отдуваясь, стремительно шёл посол. Заметив Соломона, монах застыл как вкопанный, потом зловеще улыбнулся и сквозь зубы процедил:

— А! Вот куда ты забрался, презренный иудей! Променял славную Нормандию на эту убогую страну!

Он надменно скривил губы и продолжил:

— Уж не от твоих ли собратьев Гарольд получает сведения? Погоди же! Клянусь всеми Святыми, когда герцог придёт в Англию, он вздёрнёт тебя на башне замка!

— Ты ещё здесь, норманн?! — раздался голос короля.

Монах обернулся и увидел Гарольда, стоявшего в дверях в окружении приближённых.

— Ты испытываешь моё терпение! — усмехнулся король. — Поторопись! Иначе герцог не дождётся своего посланца!

Монах схватился за крест и, путаясь в длинной сутане, поспешил прочь. Шум шагов удалился. Во дворе замка поднялась суета, заржали лошади, отрывисто прозвучали команды, стук копыт гулким эхом отдался под аркой ворот, и всё стихло.

Король взглянул на принцессу и Соломона.

— Леди Гита, — холодно произнёс он, — ступайте в свои покои.

Девочка присела в глубоком поклоне и, кусая губки, удалилась.

— А ты что тут разгуливаешь, недостойный? — обратился король к еврею. — Тебе что, нечем заняться?!

— Мой повелитель. Я вовсе не хотел... — начал было оправдываться лекарь.

— Хотеть или не хотеть, решаю я! — прервал его Гарольд. — А ты должен исполнять свои обязанности! Ты понял меня?!

— Да, Ваше Величество, — чуть слышно пролепетал Соломон. Он впервые видел Гарольда в таком раздражённом состоянии и страшно перепугался.

Его жалкий, несчастный вид смягчил повелителя. Король уже сожалел о том, что всегдашнее самообладание внезапно изменило ему.

— Следуйте за мной, — бросил он приближённым и вернулся в зал. Таны молча двинулись следом.

Гарольд прошёл к креслу и опустился в него. Он жестом пригласил присутствующих садиться и внимательно наблюдал за тем, как они размещались на скамьях. Лицо его обрело обычное невозмутимое выражение.

— И каково ваше мнение, друзья мои? — начал он.

— Это война, мой король! — пробасил Сигевульф.

В зале повисло настороженное молчание.

— Не надо было отпускать живым эту норманнскую собаку! — разорвал тишину граф Леофвайн.

— Государь! — неуверенно обратился к Гарольду архиепископ Стиганд. — Верно ли мы поступили, показав норманнам, что нам ведомы их козни?

— Может быть, следовало усыпить их бдительность? — поддержал прелата эрл Алфвиг.

— И попытаться спасти мир? Пусть даже шаткий и ненадёжный? — подытожил епископ Вульфстан.

Приближённые вопросительно уставились на короля.

— Все высказались? — спросил он.

Саксы молчали.

— Тогда скажу я, — неторопливо начал Гарольд. — Что сделано, то сделано. Честный бой лучше лживого мира. Не пристало мне юлить пред лицом врага!

Король обвёл своих приближённых суровым взглядом. Внезапно лицо его просветлело, он усмехнулся и уже совсем другим тоном продолжил:

— Хочешь мира, готовься к войне, говорили римляне... Норманны думали так же, как и вы. Они были уверены, что у нас царит разброд и мы будем уклоняться от войны. Они уже предвкушали победу. И никакие хитрости не оттянули бы вторжения...

Он помолчал мгновение и многозначительно продолжил:

— Я же показал им, что мы не только не боимся войны, но, напротив, ищем её!.. Этого мой любезный друг герцог не ждёт. А узнав, будет немало удивлён.

Король вновь сделал паузу и закончил:

— В конце концов сбитый с толку Вильгельм начнёт терзаться сомнениями и потеряет уверенность. А это уже половина победы. Мои же подданные, прознав, как я говорил с его посланцем, укрепятся сердцем!

— Верно! — воскликнул Леофвайн. — Почувствовав, что мы рвёмся в бой, герцог растеряет свою спесь. Ловко придумано, король, брат мой!

Члены совета одобрительно зашумели.

— А что скажет наш казначей? — внезапно спросил Гарольд.

Тан казначей встал и неуверенно заговорил:

— Государь! Я ничего не смыслю в делах воинских. Могу лишь сказать, что средства для ведения войны у нас найдутся. Керлы[18]должны заплатить по сорок пенсов с каждой гайды[19], дать шесть церковных мер пива, три секстария пшеницы, три фунта ячменя, две овцы с двумя ягнятами... Так что у нас пока есть еда. А после сбора урожая мы сделаем хорошие запасы... Что же до денег, то хороший доход приносят пошлины, взимаемые с торговцев. Так... — собрался было развить тему казначей, но, заметив скуку в глазах вельмож, быстро закончил: — У нас пока есть и деньги, а к осени их станет ещё больше.

— Что-то уж слишком гладко у тебя получается, — усомнился Гарольд.

— Вы правы, государь... Не всё гладко. Но я не хотел утомлять достопочтенных лордов делами...

— Ничего, друг мой. Утоми. Они потерпят... Вот ты говоришь, что у нас будет провизия. А если мы соберём ополчение? Хватит ли нам припасов на всё лето?

— На лето, может быть, и хватит. Но к осени они иссякнут.

— Даже если в строю будет половина ополчения?

— Даже в этом случае, мой король. Слишком много рук будет оторвано от полевых работ.

— Что ж, посмотрим. Думаю, всё решится летом, это самое удобное время для вторжения. Хорошо, любезный. А как обстоят дела с деньгами? Ты говоришь, они пока есть. А много ли их в казне?

— Нет, государь, — сокрушённо ответил казначей. — К моему глубочайшему сожалению, не много. Беда в том, что неразумные траты вашего предшественника истощили казну... Кроме того, со времён короля Эдуарда мы ввозим гораздо больше товаров, нежели вывозим. Потребности эрлов и танов растут с каждым днём... А Англия с каждым годом беднеет...