мисс Генриетта, женщина может стать кем угодно, а ведь мы прожили в двадцатом веке всего один год. Так что не вижу никаких препятствий, чтобы вы стали радисткой. Это ваш век!

17. Противостояние

«Мой век», – печально думала Этти. Она сидела на одном из стульев, расставленных по периметру бального зала в честь банкета. Обе её сестры танцевали. Их волосы были искусно уложены в высокие причёски с несколькими скромными локонами, мягко подпрыгивающими на уровне ушей, когда они кружились по комнате, ведомые партнёрами.

Эдвина Хоули сжимала руку мужа.

– Посмотри на Лайлу. Разве она не прекрасна? Я так ею горжусь. Она чудесно ведёт себя в этой поездке, правда, Гораций?

Эдвина и Гораций Хоули были особенно довольны поведением дочери во время этого путешествия. Она была не просто послушной, но и приветливой. Этим днём во французском кафе были чай и танцы, и несколько джентльменов пригласили её потанцевать. Лайла вела вежливую беседу и почти оживлённо рассказала о представлении, которое хотела посетить в парижском Оперном театре. Она даже со знанием дела говорила об архитекторе театра, Гарнье, и великолепной росписи потолка Поля Бодри, изображающей историю музыки.

Этти зевнула, и мама тут же повернулась к ней:

– Этти, прошу тебя. Это так грубо.

Девочка скрестила руки и плюхнулась на свой стул:

– Мне скучно.

– И почему же тебе скучно?

– Во-первых, я не танцую. Мои волосы не зачёсаны наверх, и я одета, как пятилетняя.

– Этти, тебе всего двенадцать.

– Я потанцую с тобой, дорогая, – сказал мистер Хоули, наклоняясь к дочери.

– Папа! Да я от стыда сгорю. – Вскочив, она пошла к столику с напитками, где разговаривали две женщины.

– Дора, вы не видели миссис Дайер?

– Она, разумеется, не здесь. Как и художник, – ответила вторая женщина с понимающей улыбкой, заставившей Эттин желудок сжаться.

«Хм, – подумала Этти. – Значит, об этом знает не только горничная миссис Дайер». Она забыла о пунше и решила побродить по комнате и послушать, обсуждает ли кто-нибудь ещё миссис Дайер и её художника. «Хороший детектив из агентства Пинкертона поступил бы так же», – отметила она. Но, прослонявшись по залу ещё минут десять, девочка так ничего и не услышала и вернулась к родителям.

– Пожалуйста, можно мне пойти в свою каюту? Я на середине такого чудесного романа.

– Ох, Этти, ты читаешь слишком много романов. И только не говори мне, что взялась за одну из этих тягостных диккенсовских историй о бедняках.

– Нет, мама, это Джейн Остин. Там все очень воспитанны, понимаешь? Люди, в основном, богаты, а если и не богаты, то не отчаянно бедны и не болеют, как у Диккенса. Беднейшие люди обычно викарии и что-то в этом роде. Никаких уличных оборванцев.

– Тогда, я думаю, всё в порядке, дорогая, – Эдвина затрясла пальцами, словно пытаясь рассеять неприятные образы, только что нарисованные дочерью.

По правде говоря, Этти лгала: узнай мама, что на самом деле читает её дочь, она бы закатила истерику или скандал. За это путешествие девочка уже дважды прочитала книгу Остин, а дядюшки Год и Барк дали ей «Приключения Гекльберри Финна», которые она так любила. Как же она жалела, что плывёт не на плоту по Миссисипи, а на этом дурацком корабле. Она только что прочитала ещё один чудесный отрывок о том, как прекрасна была жизнь на плоту. Этти повторила его.

Мы говорили, что нет дома лучше, чем плот. Везде кажется тесно и душно, но не на плоту. На плоту чувствуешь себя свободно, легко и удобно.

Да, вот что она чувствовала на борту «Леонида» – тесноту и духоту – и изводила себя вопросом, будет ли ей когда-нибудь по-настоящему свободно и легко. Час спустя она всё ещё читала, когда кто-то мягко постучал в дверь.

– Войдите.

Это была Лайла. Дрожащая улыбка играла на её лице, а когда сестра улыбалась, Этти всегда начинала нервничать, не уверенная, что сулит эта улыбка. Что пугало в Лайле, так это её предательская натура. Её улыбка никогда не была искренней, а, скорее, прикрытием двуличности.

– Чего ты хочешь? – тут же насторожившись, спросила Этти.

– Что ты читаешь? – спросила Лайла.

Этти крепче сжала свою книгу:

– Ничего особенного.

– О, действительно? То, как ты в неё вцепилась, наводит на мысль, что ты рассматриваешь грязные французские картинки – обнажённых девушек.

– Что? Ты с ума сошла?

– Поговаривают, что да, – она издала высокий, электрический смешок. И Этти показалась, что с её губ сейчас сорвутся искры, как в комнате Маркони при передаче сообщений.

– Если желаешь знать, я читаю Марка Твена.

– Никогда о нём не слышала, – наигранно зевнула Лайла.

Этти испугалась. Лайла была способна на что угодно, тем более это Этти бросила камень, убивший Яшму. Но, с момента возвращения старшей дочери Хоули, о кошках не было сказано ни слова. Однако теперь в глазах Лайлы закипала ярость. Она вспомнила? Они были одни. Клариса всё ещё танцевала. Родители тоже, а где сиделка – компаньонка – Лайлы, мисс Дойл? Разве она не должна везде с ней ходить?

Этти встала с кровати:

– Где мисс Дойл?

– Для этого мне мисс Дойл не нужна.

– Для чего?

Лайла стояла, перегородив дверь, глаза её расширились. В нефритовых омутах разгорелось яркое пламя, и Этти могла поклясться, что увидела вертикальную чёрточку – кошачий зрачок.

– Просто хочу задать тебе маленький вопросик, – голос Лайлы сочился с отвратительной сладостью. Словно марципан. Этти тут же подумала, как она ненавидит марципан.

– Спрашивай, – выкрикнула Этти.

– Мистер Уилер, ненароком, не на этом корабле?

«Ненароком?» – уши Этти почти вздрогнули. Где сестра научилась всем этим причудливым витиеватостям? Речь её была столь же обманчива, как и разум.

– Да. И что?

– Как бы выразиться поизящнее? – Лайла возвела глаза к потолку, будто размышляя над этим монументальным вопросом.

– Выкладывай уже, Лайла, – не стала деликатничать Этти.

– Что ж… Это правда, что говорят о нём и миссис Дайер?

– Откуда мне знать? Кто вообще такая эта миссис Дайер?

– Этти, дорогая, ты ответила неправильно, если ожидала, что я тебе поверю. Когда лжёшь, следует быть более собранной.

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

– А я думаю, понимаешь. Преподам-ка тебе урок вранья. В конце концов, я – законченная лгунья.

– Я хочу спать, Лайла.

– Но не во время же моего урока! Итак, хочешь узнать, как надо было мне ответить?

– Хорошо. Что я должна была тебе ответить?

– Ты должна была сказать в таком порядке: «Кто вообще такая миссис Дайер?», а потом «Откуда мне знать?» Видишь, так гораздо убедительнее. Если бы ты сперва спросила, кто такая