– Самцы! У них есть краски и мышцы, но когда дело доходит до красоты, им не хватает внимания к деталям. Присмотрись к чешуе Сильве, а потом сравни ее со своей собственной. Она примитивная, как трава. Даже в окраске собственной чешуи остальные драконы от меня отстают. – Она встряхнулась, резко вскочила на лапы, вырываясь из горячего песка и одновременно распахивая крылья. – Смотри! – гордо провозгласила Синтара, потрясая крыльями так, что Тимаре в лицо полетели песчинки. – Ты где-нибудь видела такое изя-щество и настолько бесподобный узор?

Тимара прищурилась, а потом молча стащила с себя ту-нику, чтобы расправить собственные крылья. Один взгляд через плечо – и она убедилась в том, что ей не показалось. Разница была только в масштабе. Она полностью копировала великолепие Синтары. Драконы по-человечьи не смеются, но изданный Синтарой звук ясно свидетельствовал о том, что ей смешно.

Драконица снова устроилась на песке, раскинувшись на нагретом ложе.

– Так-то. Когда в следующий раз будешь ныть и стонать из-за того, что твоей драконице не до тебя, посмотри себе за спину и убедись, что ты тоже носишь мои цвета. Разве можно желать чего-то другого?

Тимара любовалась своей нежащейся Синтарой, разрываясь от противоречивых чувств. Можно ли решиться и поверить ее доброму расположению духа?

– Кажется, ты стала другой, – неуверенно пробормотала она, гадая, что Синтаре легче уловить: подозрительность или надежду?

Она приготовилась к очередным насмешкам. Их не было.

– Конечно, я другая. Я не голодная. Мне не холодно. Я перестала быть увечной жалкой тварью. Я не нуждаюсь в тебе, Тимара.

Синтара встряхнулась, и песок, попавший ей под чешую, ручейками стек с ее боков. Не дожидаясь просьб, Тимара выбрала щетку на длинной ручке, сделанную из странного легкого материала. Она внимательно рассмотрела щетинки. У них был металлический блеск, но они сгибались под прикосновением. Тимара решила, что здесь наверняка не обошлось без магии Старших. Она принялась обрабатывать щеткой Синтару, начиная с затылка и осторожно двигаясь вниз. Синтара зажмурилась от удовольствия. Когда Тимара добралась до кончика драконьего хвоста, она смогла сформулировать вопрос:

– Я тебе не нравилась из-за того, что была тебе нужна?

– Никому из драконов не нравится зависимость. Даже Старшие в конце концов это поняли.

– Драконы зависели от Старших? – Тимара почувствовала, что вступает на опасную территорию, но все-таки задала свой вопрос. – Почему?

Драконица сурово уставилась на нее. Тимара быстро пожалела о своей смелости: было заметно, что Синтаре крайне неприятно слышать ее слова.

– Из-за Серебра, – проворчала она и воззрилась на Тимару, вращая глазами, словно ожидала, что девушка начнет с ней спорить. Тимара терпеливо ждала. – Раньше Серебро текло здесь, будто река, и его было легко найти. Потом произошло землетрясение и все усложнилось. Какое-то время Серебро текло слабо. Порой драконам удавалось его отыскать, ныряя в неглубокое место или откапывая источник. Иногда оно вдруг начинало бить сильнее и проявлялось, как яркая полоса в реке. Но чаще всего его не было. Тогда мы могли получить его только от Старших.

– Не понимаю. – Тимара постаралась придать своим интонациям мягкую нейтральность. – Серебро? Какое-то сокровище?

– Я тоже не понимаю! – Драконица в ярости вырвалась из песка. – Это не сокровище – по крайней мере не в человеческом смысле. Не металл, из которого делают маленькие кругляшки, чтобы обменивать их на еду, и не украшения для тела. Это Серебро – бесценное для драконов. Оно находилось здесь – сначала в реке рядом с Кельсингрой, а потом, пока были живы Старшие, в самом городе… Все остальное у нас уже есть. Мы можем наслаждаться ваннами с горячей водой, отдыхать в зимних укрытиях, беззаботно нежиться в песчаных ямах для ухода за чешуей… в общем, Серебро тоже должно здесь быть. Где-то. Но никто из нас не может его обнаружить. В городе есть особые места, где Старшие помогали нам получить Серебро. Только никто из нас четко их не помнит. Нам это кажется странным: словно воспоминание преднамеренно у нас отняли. – Синтара раздраженно хлестнула хвостом. – По нашему мнению, один из участков пропал вместе с обрушившейся улицей у берега. Второй мог находиться там, где земля треснула и куда потекла река. Но все уже потеряно. Балипер попробовал там нырнуть, но впадина слишком глубокая, а вода ледяная. Да и Серебра он не нашел. Но мы верим, что сохранились и другие места. Но повторяю: воспоминания о Серебре для нас потеряны – они исчезли после того, как мы вылупились, вместе с другими сведениями, о которых мы даже догадываться не можем. Нам не стать настоящими драконами, а вам – Старшими, пока мы не отыщем колодцев с Серебром. Но вы не желаете ничего делать! Ни один из Старших не грезит Серебряными колодцами. И как я ни стараюсь, я не могу даже заставить тебя подумать о них!

Синтара содрогнулась и еще раз дернула хвостом. Тимара отскочила назад и смотрела, как драконица выбирается из песчаной ямы, а затем шагает к дверям. Створки распахнулись перед ней, а потом закрылись, оставив Тимару взирать ей вслед.

В течение следующих дней Тимара обдумывала слова своей драконицы. Синтара сказала правду. Ей часто попадались драконы, бродившие по улицам: они принюхивались и замирали в нерешительности. Ей стало любопытно. Она спросила Элис, не известны ли ей какие-то Серебряные колодцы в Кельсингре, но Элис уставилась на нее с недоумением.

– Здесь есть фонтан Золотого Дракона. Я однажды про него читала в одной древней рукописи. Может, он и сохранился, но мне он пока не попадался. – Она улыбнулась и задумчиво добавила: – Но несколько ночей назад мне приснилось, что я ищу Серебряный колодец. Странный сон!

Она склонила голову к плечу и нахмурила лоб с рассеянным видом человека, нащупавшего кусочки мозаики. Тимара ощутила странное волнение. Именно такое выражение часто возникало у Элис во время их экспедиции, когда она складывала вместе обрывочные сведения, чтобы понять нечто новое про Старших или драконов. Такого выражения Тимара у нее не видела уже довольно давно.

Элис принялась размышлять вслух:

– В старинных рукописях есть странные упоминания – например, некоторые вещи мне совершенно не удавалось разгадать. Намеки на то, что Кельсингра существует не случайно, что есть тайна, нечто, нуждающееся в охране… – Она замолчала и, обращаясь скорее к самой себе, чем к Тимаре, пробормотала: – Наверное, здесь что-то кроется. Я не могу разобраться в том, что на самом деле имеется в виду.

Элис погрузилась в размышления и впала в прострацию. Тимара знала, что любые попытки говорить с ней сегодня будут представлять собой вопросы, на которые Элис будет давать ответы невпопад. Она поблагодарила подругу и, решив, что передала тайну по-настоящему умному человеку, выкинула Серебряные колодцы из головы.

А вот слова Синтары относительно зависимости Тимара не забыла. Она наблюдала за тем, как другие драконы растут и меняются на глазах у своих хранителей. Некоторые становились более приветливыми, а другие – более высокомерными. А связи между хранителями и их подопечными постепенно слабли. Хранители приспосабливались к этому по-разному. Кое-кто наслаждался появлению свободного времени и возможности исследовать прекрасный город. Совершенно неожиданно для себя хранители смогли думать в первую очередь о собственном благополучии. Хотя в Кельсингре было множество пустых сооружений, Тимару позабавило, что в итоге и она, и ее товарищи поселились в трех соседних зданиях. Эти дома выходили на площадь, которую они незамедлительно окрестили площадью Драконов – поскольку в самом ее центре красовалась скульптурная композиция. Хранители могли поселиться в домах, которые Элис называла виллами и особняками, – в просторных строениях, которые были куда больше, чем Зал торговых собраний в Трехоге. Но они предпочли не слишком роскошные апартаменты над купальнями – жилищами тех давних Старших, кто занимался уходом за драконами. Тимаре казалось чудом иметь собственную комнату – помещение, которое превосходило размерами дом, в котором раньше ютилась ее семья. Как прекрасно иметь мягкую кровать, зеркало, комод и шкаф с полками! Она могла принимать горячую ванну сколь угодно часто, а потом уходить в спальню, где было так тепло, что ей вообще не требовались одеяла или домашняя одежда. Теперь она могла рассматривать себя в зеркале, заплетать и закалывать волосы, пытаться понять, кем она становится.