— Музыка?

Танита молча кивнула. Подумав, добавила:

— На самом деле, не только она. Разные удивительные вещи. Но у меня всегда — только музыка, ничего кроме неё. Иллайуни говорил, это и есть настоящая одержимость. И что я поэтому храбрая: одержимым легче ничего не бояться, в нас просто не помещается страх. Но это не моя заслуга, я просто такой родилась. Повезло!

— Вот что, значит, нужно для того, чтобы так играть, — задумчиво сказал я.

— Ну да! Но знаете, что самое главное? У остальных моих ребят Врата тоже приоткрываются, когда мы играем. А сегодня оказалось, и у слушателей тоже. Совсем чуть-чуть, на короткое время, но для начала и этого достаточно. И не смотрите на меня так, я ничего специально для этого не делаю, никого не околдовываю, честно! Оно как-то само происходит. Иллайуни говорил, этот процесс сродни урагану — стоит открыть всего одно окно, как он ворвётся в дом и сам распахнёт все остальные. Поэтому рядом со мной музыкантам легко играть, а остальным — слушать. И знаете, что? По-моему, примерно то же самое происходит с вами!

— А что происходит со мной? — удивился я.

— Рядом с вами очень легко быть, — объяснила Танита. — Как будто жизнь согласилась использовать вас как свой любимый инструмент. Только нас хватает хорошо если на час с небольшим, а у вас вообще всегда концерт. Практически без перерывов.

— «Концерт без перерывов» — это да, в точку, — невольно улыбнулся я. — Насчёт всего остального не знаю. Но похоже, это тот случай, когда можно с чистой совестью сказать: тебе видней.

Танита серьёзно кивнула, развернулась и неуверенно, как пьяная пошла прочь по садовой тропинке. Я последовал за ней.

Какое-то время мы молчали. Наконец она сказала:

— Помните, как вы провожали нас в изгнание и дали кучу денег на дорогу? Сказали, что они принесут нам удачу. Я тогда, честно говоря, подумала, вы просто шутите, чтобы поднять нам настроение. Но ведь именно так и вышло! Если бы не ваши деньги, мы бы не смогли уехать в Уандук. Скорее всего, добрались бы до Ирраши, благо недалеко, а изгнанникам из Соединённого Королевства там отлично живётся. Только скажи, что ты — беглый угуландский колдун, и местные богачи передерутся за право нанять тебя на работу. И платить будут впятеро больше, чем своим. Очень уж нас там не любят!

— Платят впятеро больше, потому что не любят?!

— Ну да. Все знают, что любой иррашиец никаких денег не пожалеет за право хвастаться перед соседями, что у него настоящий угуландский мятежный магистр полы в лавке метёт. Им кажется, это неслыханное унижение для всего Соединённого Королевства, кто сумел такое устроить — большой молодец, практически национальный герой. Мы собирались этим воспользоваться, но когда появились деньги, плюнули на иррашийские мётлы и отправились в Уандук. Как же я этому рада! Иначе я бы никогда не встретилась с Иллайуни. И не узнала бы, что музыка — это самое важное для меня.

— То есть, прежде ты музыке не училась? — изумился я.

— Ну как. Вряд ли это называется «училась». Пиликала в детстве в своё удовольствие, когда дед мне дайбу подарил — ну а кто из деревенских детей не пиликал, взобравшись на крышу, чтобы издалека было видно, кому сегодня спасибо за веселье говорить. Мечтала: вырасту, научусь играть получше, уеду в столицу, в самых дорогих трактирах буду выступать! Но это были мечты не о музыке, а о себе: вот я, взрослая и красивая, сижу возле барной стойки в нарядном лоохи и играю, а все вокруг даже вилки побросали, никто не жуёт, так заслушались, такая я прекрасная и вообще молодец! А потом даже об этом мечтать перестала. Взрослые вокруг хором говорили, что все музыканты ленивые бездельники и всю жизнь сидят без гроша, хотя всё равно играют при этом в тысячу раз лучше, чем я когда-нибудь научусь. Мне правда хватило ума сбежать от родни в столицу, но их голоса я привезла с собой — полную голову, набитую чужими мнениями, как сундук нарядными тряпками, которыми здесь даже полы в хорошем доме мыть стыдно. Одежду-то я быстро сообразила выкинуть, а вот мысли ещё долго искренне считала своими и всюду таскала за собой: музыка — не ремесло, музыканты — ленивые бездельники, я — бездарь, ничего у меня не получится, никогда. Счастье, что случайно влипла в историю, завершившуюся ссылкой за колдовство! А то вполне могла бы всю жизнь прожить, так ине узнав, что мне на самом деле нужно. Вернее, чему я нужна. Люди почти никогда этого о себе не знают. Удивительно, правда?

Я кивнул, а сказать ничего не успел, потому что мы как-то внезапно вышли на освещённую тусклыми фонарями поляну, где ещё слонялся контуженный великой силой искусства люд. Таниту тут же окружила толпа коллег и просто сочувствующих. Зашумели-защебетали: «Здесь ещё наливают?» «Я тебя обожаю!» «Куда ты пропала?» «Где будем отмечать?» Она обернулась ко мне, беспомощно развела руками — дескать, ничего не поделаешь, такова моя богемная жизнь.

Чтобы не орать, перекрикивая её друзей, я воспользовался Безмолвной речью и сказал: «Самое главное — зови меня на все ваши концерты».

«Не сомневайтесь, сэр Макс, этой беды вам теперь не миновать», — откликнулась Танита.

Утешенный обещанием неминуемых бед, я высыпал в сверкающий новенький, оптимистически вместительный, но удручающе пустой таз всю мелочь, какая нашлась в карманах, и ушёл, не предприняв даже формальной попытки отыскать Карвена, к которому у меня теперь было столько вопросов, что лучше, пожалуй, даже не начинать. Потом. Всё потом.

Больше всего на свете я сейчас хотел оказаться на своей крыше. И посидеть там в полном одиночестве с чашкой кофе, специально извлечённой из Щели между Мирами, чтобы не заходить за камрой в гостиную. Иногда магия — истинное спасение для лентяев вроде меня.

Устроить всё это было проще простого. Шаг — и я уже дома. На крыше. Один, как и хотел.

* * *

Некоторое время я пытался переварить полученную информацию, но ослабленная волшебной силой искусства и невнятными разговорами о каких-то подозрительных Вратах голова наотрез отказывалась делать свою работу и только восторженно повторяла: «Ну ничего себе! Во дела!»

Я был совершенно с нею согласен, хоть и предпочёл бы сейчас подумать нечто более конструктивное. Но тут уже ничего не поделаешь, родился мной — терпи.

Что моя голова охотно соглашалась совершить вот прямо сейчас — так это признать, что попытка извиниться перед бывшими юными правонарушителями дала превосходный результат. Один только концерт Маленького оркестра чего стоил. Ну и чего греха таить, приятно было выяснить, что Танита и Карвен на меня совсем не в обиде. И, похоже, изгнание действительно пошло им на пользу, как я и предсказывал. Моей заслуги в этом конечно нет, а всё равно хорошо, что я не обманул их своей глупой оптимистической болтовнёй. Упрёков Айсы это, конечно, не отменяет, а всё-таки счёт два — один в мою пользу. Пока. Я же ещё с их приятелем Менке не поговорил.

Беседу с Менке я отложил напоследок по одной-единственной причине: послать ему зов было проще, чем остальным — технически, я имею в виду. Потому что я очень хорошо его помнил. Огненно-рыжий, длинный как жердь, поди такого забудь.