Напротив фабрики теснились многочисленные магазины, рестораны и чайные, где рабочие близлежащих предприятий отдыхали после смены или в выходные. Дэвид отправился туда на поиски сычуаньского ресторана. Там должны были встречаться выходцы из провинции, на диалекте которой он говорил с детства. Одного этого было достаточно, чтобы они приняли Дэвида как своего, не задавая лишних вопросов.

Ему повезло: за вторым углом открылась вывеска «Старый Сычуань». Неоновая реклама над входом обещала лучший в городе хотпот. Но красный ковер на полу был потерт, покрыт жирными пятнами и остатками еды, а в аквариуме у задней стены плавали полудохлые рыбы. Заведение явно переживало не лучшие времена, тем не менее все места оказались заняты. «Должно быть, кормят здесь и в самом деле хорошо», – решил Дэвид, медленно пробираясь между рядами столиков. Он не видел никого, к кому хотелось бы присоединиться. У входа, несмотря на жару, сгрудилось не меньше десятка столиков, за которыми на пластиковых табуретках сидели мужчины.

Дэвид обратил внимание на шумную компанию в серых комбинезонах с логотипами «Катай хеви метал», подсел к ним, предложил сигарет и поинтересовался, правда ли, что хотпот здесь не хуже чунцинского. Потом добавил, как рад снова слышать в Шэньчжэне родной диалект, после чего мужчины тут же попросили его остаться с ними и, не дожидаясь согласия, заказали официанту еще одну тарелку, прибор, стакан и бутылку пива.

Они как раз собирались приступить к тому самому хотпоту, который дымился на столе в огромном котле. Прочие угощения были разложены вокруг на тарелках: грибы шиитаке, водяной шпинат, цветная капуста, устрицы, побеги соевых бобов, корни ледвянца, сыр тофу, курица, копченый шпик, вешенки, тонкие ломтики мяса и свиные почки. При виде всего этого у Дэвида защемило сердце. Чжан прожил в Шэньчжэне больше двадцати лет, но так и остался для него чужим. Да и как можно сродниться с городом, который каждые два года меняется до неузнаваемости? Как человеку пустить корни, когда то и дело приходится срываться с места? Кроме того, Дэвиду действовала на нервы муравьиная деловитость южных китайцев. Он тосковал по невозмутимым жителям Чэнду и снова и снова брал с Мэй обещание вернуться с ним после выхода на пенсию в его родной город.

Окружавшие Дэвида мужчины, похоже, разделяли его настроение. Они говорили о тоске по родине, холостяки жаловались, как трудно найти в Шэньчжэне подходящую жену. Делились своими планами вернуться сразу, как только накопят денег на открытие продуктовой лавки, чайного домика или ресторана в Чунцине. Собственно, они не планировали задерживаться здесь дольше чем на два года, но этот срок уже растянулся для кого на пять лет, а для кого на шесть, и конца ему не предвиделось.

Они кормили оставшиеся в деревнях семьи. Дэвид всматривался в усталые, равнодушные лица. Он знал их истории, похожие одна на другую как капли воды. В редких случаях таким удавалось накопить денег на открытие собственного дела. Они работали до полного истощения, а потом возвращались к семьям, ставшим им чужими за столько лет разлуки. Дэвид хорошо знал царившую в таких домах безрадостную пустоту.

Но сейчас они нашли в комиссаре заинтересованного слушателя. Дэвид вообще умел развязывать языки. Мэй часто спрашивала, как это у него получается и почему люди всегда делятся с ним самым сокровенным. Он и сам этого не знал.

Когда хотпот был съеден, а пустые пивные бутылки заняли полстола, мужчины заговорили о работе на «Катай хеви метал». Они не жаловались. Менеджеры обходились с ними не лучше и не хуже, чем на других фабриках. Все они трудились шесть дней в неделю по двенадцать часов, иногда и больше. Раз в год им полагался недельный отпуск. В общежитии в одной комнате ютилось до восьми человек, а заработок составлял от силы тысячу юаней в месяц. Основную его часть рабочие посылали родным в Сычуань, остатка хватало на вечернее пиво и посиделки в ресторанах. Они были довольны. Жизнь состоит из работы, из чего же еще? Отцам приходилось хуже. Те волокли груженые баржи вверх по течению Янцзы, и многие падали замертво от изнеможения. Между тем пары юаней, которые получали оставшиеся в живых, не хватало даже на еду их семьям. Нужно почаще вспоминать, каково приходилось отцам, прежде чем называть работу на фабрике опасной.

– Да разве у вас опасно? – удивился Дэвид.

Они рассмеялись его наивности и подняли стаканы за Ли и Яна, которые погибли две недели назад в результате несчастного случая на производстве. В последние месяцы аварии на «Катай хеви метал» участились. Обычное дело, когда производство стремительно расширяется и в цехах появляется столько молодых, неопытных людей. Разумеется, они говорили об этом менеджерам, но все ведь помнят историю несчастного Еэ. Он выражал недовольство слишком громко, поэтому однажды вечером охранники выбросили его за ворота вместе с пожитками, избив по полусмерти.

А две недели назад чуть было не дошло до массовой драки. Фабрику посетил молодой иностранец, как будто их американский партнер. И рабочие обступили его с жалобами относительно техники безопасности. Менеджеры посоветовали составить петицию, которую рабочие хотели передать через иностранца высшему руководству. Но кто-то выбил бумагу из рук подателя, она упала на землю. Жалобщики усмотрели в этом намеренное оскорбление и дали волю рукам. Кончилось тем, что иностранец спрятался в своей машине, а рабочие толкали и раскачивали ее, окружив со всех сторон, как будто хотели опрокинуть.

– А как же охрана? – удивился Дэвид. – Чем они занимались в это время?

Охрана вмешалась не сразу. Почему? Рабочие задумались. Они и сами нередко себя об этом спрашивали, но к удовлетворительному ответу так и не пришли. Бездействие охранников было, во всяком случае, преднамеренным, потому что обычно в таких ситуациях они не медлят.

Вернувшись в управление, Дэвид Чжан первым делом пробил по базе «мерседес». По всей видимости, Виктор Тан был на фабрике. Дэвид позвонил в транспортный отдел и осведомился, кто заказывал служебные лимузины. Но сотрудник на другом конце провода так и не смог дать вразумительного ответа.

– Вероятно, машины попросила во временное пользование какая-нибудь другая организация, – предположил он. – Никто из наших их не заказывал.

– Никто? – переспросил Чжан. – Вы уверены?

– У меня ничего такого не отмечено.

– Но я точно видел эти машины, – озадаченно настаивал Дэвид.

– Где именно?

Чжан задумался. Зачем дежурному было это знать? С кем он вообще разговаривает?

– Все в порядке, должно быть, я ошибся, – ответил он и повесил трубку.

Чжан ненавидел играть с коллегами в кошки-мышки. Незадолго до того ему позвонил комиссар Ло Минлэн, приглашал на заседание комиссии по расследованию убийств. Раньше Ло и Чжан считались если не друзьями, то по крайней мере хорошими знакомыми. Вместе довели до конца несколько запутанных дел, и Дэвид ценил коллегу как умного и непримиримого следователя. Когда-то они обедали вместе и любили обмениваться китайскими афоризмами. Это были увлекательные словесные дуэли, когда один изрекал подходящую случаю мудрость, другой отвечал на нее своей и так далее, пока не исчерпывался запас своего или чужого остроумия. Но пять лет назад Ло назначили председателем комиссии по расследованию убийств, и их отношения приняли другой оборот. Былая доверительность сменилась холодностью, поскольку теперь Ло занимался внутрипартийными делами и неподкупный Чжан плохо вписывался в круг его новых друзей.