— Я не хочу узурпировать ваши привилегии. Хватит того, что я отняла у вас ваши комнаты.

— О, прошу вас, чувствуйте себя как дома. Кстати, о доме. Я хорошо помню свои впечатления от последнего посещения этой резиденции и могу сказать, что вы сотворили настоящее чудо. Ни за что на свете я не посмела бы вмешаться.

— Но тогда… чем я могу вам помочь? Джулиана пожала плечами:

— Не знаю. Это был просто порыв — прийти к вам и сказать, что я вовсе не хотела вас обидеть. Я хотела только уколоть раздутое самомнение моего дорогого братца. Слишком уж много он о себе воображает.

Мара провела гостью в примыкающую к спальне малую гостиную и жестом предложила ей кресло. Джулиана со вздохом уселась, сняла шляпу и бросила ее на пол рядом с собой.

— Вы с ним все время ссоритесь?

— Ну, не все время, но довольно часто.

Мара много раз задумывалась над тем, каково бы это было — иметь брата или сестру, представляла себе, как они играли бы вместе, выступая единым фронтом против внешнего мира. О ссорах она как-то не думала. Она уже открыла было рот, чтобы поведать об этом Джулиане, но вовремя спохватилась. Это был бы опасный предмет для разговора, учитывая, что она не помнит своего прошлого.

— Родерику обычно удается поссориться со всеми, кроме нашей матери. Мама терпеть не может, когда повышают голос, и обычно не использует слово как оружие, в отличие от всех нас. Но если довести ее до крайности, она может уничтожить вас одной фразой.

— Я обратила внимание на странные обороты в речи Родерика, да и в вашей тоже, — сказала Мара.

— Это у нас от отца, — поморщилась Джулиана. — Я стараюсь следить за собой, а Родерик даже не пытается. Слышали бы вы его, когда он говорит с отцом! А впрочем, лучше вам этого не слышать. Когда они спорят, посторонним лучше держаться подальше: их слова похожи на шрапнель. А мама вечно оказывается между ними. Мне кажется, хотя точно я не уверена, что Родерик потому и покинул Рутению, чтобы она не страдала от его стычек с отцом. Они причиняли ей слишком много боли.

Джулиана говорила об Анжелине, королеве Рутении, крестной матери Мары. Мара решила окольным путем разузнать о ней побольше.

— Значит, Родерик враждует с отцом?

— Я бы так не сказала. Они оба очень скрытные, трудно сказать, что между ними на самом деле происходит. С таким же успехом можно сказать, что наш отец изгнал Родерика из Рутении ради его же пользы. Просто решил, что Родерику будет полезно пожить самостоятельно, что он должен сам проложить себе дорогу в жизни. Его самого вынудили уехать из страны, когда он был в том же возрасте, что и Родерик.

— Это очень жестоко, — нахмурилась Мара.

— Да, но это полезно. Родерик прекрасно справился. Он со своей гвардией наводит ужас на половину королевских дворов Европы.

— Ужас?

— Их называют Корпусом Смерти. Разве вы не знали?

Мара отрицательно покачала головой. В душе у нее росло тревожное чувство, хотя она сама не понимала почему.

— Чем они занимаются?

— Дерутся, я полагаю. Они всегда оказываются там, где назревают неприятности. Как-то раз я слыхала, что они помогают готовить специальные отряды охраны для королевских домов, что-то в этом роде. В наши дни политические убийства стали чем-то вроде эпидемии. Каждый должен обороняться от них, как только может.

— Не понимаю: если гвардия учит других защищать и охранять королевских особ, почему же она вселяет страх?

— Все дело в том, как они это делают. Они не только учат других гвардейцев оттачивать военное мастерство, они проникают повсюду, собирают сведения, заводят дружбу с любыми политическими группировками, чтобы понять, кто представляет подлинную угрозу. Кое-кто утверждает, что с помощью подобной тактики они могут с одинаковой легкостью как спасти, так и свергнуть любое правительство. Бывали случаи, когда на основе полученных ими сведений Родерик приходил к выводу, что лучше привести к власти оппозицию. Это все равно что пустить волка в дом через заднюю дверь, чтобы отогнать стервятников от парадного входа. Отсюда и название.

— Корпус Смерти, — шепотом повторила Мара и содрогнулась.

В наступившей тишине послышался легкий стук в дверь. Мара вскинула голову.

— Войдите.

В комнату вошла Труди.

— Извините за беспокойство, мадемуазель, я только хотела…

Увидев Джулиану, она смолкла и напряглась всем телом. Джулиана выгнула бровь и поднялась.

— Не обращайте на меня внимания, я как раз собиралась уходить.

— Нет-нет, не уходите, — попросила Мара. Ей так и не представилась возможность расспросить принцессу об Анжелине. — Может быть, Труди не откажется присоединиться к нам? Мы выпьем шоколаду с пирожными и немного поболтаем.

— У меня времени нет, — холодно отказалась Труди. — Я только хотела спросить, нет ли у вас какой-нибудь мази или притирания мне на лицо. Этторе говорит, что-нибудь нужно сделать, чтобы шрама не осталось.

— Очень жаль, но у меня ничего нет… — начала Мара.

— У меня есть, — улыбнулась Джулиана. — Самая действенная мазь на свете! Идем со мной, я ее поищу.

— Я бы не посмела…

— Чушь. Мы, женщины, должны стоять друг за дружку. Я готова разорвать Родерика на части! Как он посмел коснуться твоего лица! Он мог бы запросто ранить тебя в руку, если уж ему так хотелось! Поверить не могу, что он был так неосторожен!

— Это не было неосторожностью, — неохотно, словно через силу, пробормотала Труди.

— Ты хочешь сказать, что он сделал это нарочно?

— Это был урок для меня за то, что я обвинила мадемуазель Шери в тщеславии.

— Нет, — прошептала Мара, поднимаясь на ноги. — Он не мог так поступить!

— Вы его не знаете.

Слова Труди напомнили Маре, что она среди них чужая. Кроме того, она расслышала в них горькую насмешку не только над ней, но и над самой Труди.

— Если это правда, мне очень жаль. Прости меня.

— Вам не за что извиняться. Он это сделал не ради вас, а… ради моей же пользы.

— Ну, — решительно вмешалась Джулиана, видя, что Мара не отвечает, — какова бы ни была причина, нам надо исправлять последствия. Идем.

Они ушли. Мара взялась за шитье, но, хотя иголка мерно сновала в ее пальцах, она не могла забыть слов Труди. Неужели Родерик повредил ей лицо в наказание? А если так, то действительно ли это было сделано по причине, о которой сказала Труди, — чтобы она не рассуждала о тщеславии других женщин, забыв о своем собственном? Или он поквитался за то, что она поставила Мару в неловкое положение? Но почему он не заступился за нее сразу, когда это случилось? В тот момент он сделал вид, что ничего особенного не произошло. Мару ужаснула столь хладнокровная злопамятность. И такого человека она собиралась обмануть?