Интересно, подумал Артур, знают ли соседи, что происходит в номере 56. Знают ли о девушке-иммигрантке, присматривающем за своим больным бывшим партнером, некогда известным писателем. Он не мог никому рассказать об этом; не мог подвести Сесилию. В конце концов это не его дело.

Артур нашел скамейку напротив площади, где пара и их английский бультерьер устроили пикник в темноте и пили из горлышка просекко. Скамейка стояла под уличным фонарем, и, когда Артур сел и открыл книгу, по страницам разлился оранжевый свет. Проведя пальцем по оглавлению, он нашел стихотворение «Ma Chérie».

Ma Chérie

Твой смех звенит, глаза мерцают

Смогу ли один и без тебя?

Ты помогаешь жить, ты крик мой слышишь

Уста твои не произносят лжи

Стан гибкий, волосы – каштан

Индия – все мне

Однако ж говоришь, что не видишь

И это то, что важно для меня

Наш короток роман, но полон соком жизни

Касанье пальцев – ты поймешь

Как ты нужна, как свет твой нужен.

Наша близость

Ma Chérie

Артур захлопнул книгу. Ему было не по себе. Сомнений не осталось – Шоффан посвятил его Мириам, даже если сам предпочитал мужчин. Отсылок на ее волосы и место, где она жила раньше, было вполне достаточно.

Теперь Артур знал: у них был роман, яркий, полный страсти, сподвигший Шоффана написать стихотворение. Артур никогда не писал писем жене, не говоря уже о стихах.

«Не хочешь найти мокрицу, не смотри под деревом».

Так сказала ему однажды мать. Воспоминания нахлынули, и он зажмурился и попытался вспомнить, когда и где это было, но детали ускользали. Как бы он хотел быть сейчас с ней, стать маленьким мальчиком – без забот и обязанностей. Но когда он открыл глаза, то снова увидел сжимающие книгу морщинистые руки.

Итак, теперь он знал тайны трех шармов: слона, тигра и книги. Оставались палитра, цветок, наперсток и сердечко.

А он лишь старик на скамеечке в Лондоне – с больной лодыжкой и щемящим чувством пустоты из-за Сесилии, брошенной в заставленной книгами тюрьме. И все же поиск должен продолжаться.

Он закрыл книгу и оставил ее на скамейке. А уходя, думал уже о том, какой шарм будет следующим.

Люси вторая

Никакого плана у Артура не было, он думал лишь о том, как найти Шоффана. В рюкзаке у него лежали кое-какие туалетные принадлежности, но номер в отеле он не забронировал, рассчитывая вернуться домой тем же вечером. Было уже поздно, далеко за десять. Артур знал расписание поездов до Йорка, но ни садиться в ночной автобус до Кингс-Кросса, ни добираться туда на метро, которым он никогда не пользовался, не хотелось.

Он шел наугад по вечерним улицам, пока не потерял всякое представление о том, где находится и даже кто такой он сам. В голове проносились сцены и обрывки разговоров. Глаз выглядывающей из-за двери Сесилии каким-то образом совместился с воспоминанием о Мириам, спящей в постели во время их медового месяца. Он вдруг вспомнил почему-то, как впервые отвез в школу Дэна, – и мысленно смахнул слезу, – но тут же увидел мужчину в кафе «Жемчужная королева», пытавшегося решить, на которой из двух возлюбленных ему стоит жениться.

Когда-то он был Артуром Пеппером, любимым мужем Мириам и преданным отцом Дэна и Люси. Все было так просто. Но теперь, когда он сказал это самому себе, заявление прозвучало сухим стандартным некрологом. Кем он был сейчас? Вдовцом? Нет. Он должен быть чем-то большим. Нельзя определять себя только смертью жены. Невозможно сводить все только к этому. Куда идти дальше? Каким будет его следующий ключ?

Артур слишком устал, чтобы думать, и кружившие в голове образы и мысли только раздражали. «Пожалуйста, остановись», – сказал он себе, поворачивая за очередной угол. Он оказался на оживленной улице. Шумные подростки возле фургона с фастфудом жадно поедали тягучую пиццу из картонной коробки, толкая друг дружку на дорогу. Проезжавшее мимо черное такси резко затормозило и нетерпеливо просигналило. Юнцы ухмылялись. На тротуаре еще стояли столики с рассчитанными на туристов товарами. Две пашмины за 10 фунтов, зарядные устройства для телефонов, футболки, путеводители.

От всей этой вечерней суеты у Артура разболелась голова. Хотелось лечь в каком-нибудь тихом уголке, привести в порядок дневные впечатления и подумать, что делать дальше.

Чуть дальше по улице он заметил на двери небольшую табличку с надписью «Хостел» и, не раздумывая, вошел.

На ресепшене его встретила молодая австралийка в белом жилете, позволявшем ей демонстрировать синюю татуировку в стиле трайбл, занимавшую едва ли не все правое плечо. Девушка сообщила, что комната на ночь обойдется в тридцать пять фунтов и что осталась только одна кровать. Она дала Артуру свернутое серое одеяло и мягкую подушку и направила по коридору в самый конец.

Артур ожидал попасть в комнату на двоих, но, войдя, обнаружил три двухъярусные кровати и пятерых сидящих на полу девушек-немок. Все были в джинсовых шортах и тесных клетчатых рубашках поверх цветных бюстгальтеров. Их вечерняя трапеза состояла из хрустящего хлеба, куска сыра «Эдам» и нескольких банок сидра.

Скрыв удивление, Артур бодро поздоровался и отыскал не заваленную одеждой и рюкзаками кровать. Выставлять себя в глупом виде, забравшись на кровать, чтобы лежать там с согнутыми коленками, не хотелось, и он извинился и ушел в холл, где читал газету трехдневной давности, пока девушки не вышли из комнаты.

Глядя на них, Артур вспомнил, с каким радостным волнением готовился к встрече с Мириам, когда у них все только начиналось. Как умывался, брился, зачесывал назад волосы и еще приглаживал их «Брилкремом». Как гладил костюм и рубашку и надраивал ботинки. Как прятал в карман расческу и, насвистывая, шел на встречу. В кафе-мороженом они сидели у окна и пили лимонад с ванилью или шли в кино. Он был тогда учеником, получал немного и поэтому копил всю неделю на тот случай, если Мириам захочет вкусно поесть, но ее вполне устраивали прогулки и их скромные свидания. В то время он не знал, что она жила в поместье с тиграми и что известный французский писатель посвятил ей стихотворение.

Группа девушек прошла мимо окна общежития. На одной была свадебная фата и знак L; другие щеголяли красными дьявольскими рогами, красными балетными пачками и чулками в сеточку. При этом они еще и пели во