Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А об этой Установке он, конечно же, от тебя узнал?
Собеседник виновато опустил глаза.
– От меня. Там неприятная ситуация вышла. Задолжал я по-крупному Пороху – проигрался в пух и прах. Ведь и не играл раньше, особого азарта не наблюдалось. А тут – как подменили. Всё подчистую. Еще и должен оказался. Много. Очень много. А с чего отдавать? А у Пороха какие разговоры? Он пушку к виску подставляет мне, говорит, что жизнью заберет. Ну, вот я ему и выболтал. Гадко, конечно, на душе. Видишь, как всё вышло. – Наука зло сплюнул в сторону. – Отпустил он меня. Я и дал дёру. Вот, думал, в Вознесенском обживусь, заново всё начну, тихо-смирно, меня никто особо там не знает. Да, видимо, не судьба. От прошлого всё равно не убежишь.
Разговор наш прервали далекие автоматные выстрелы.
– Стоять! – рявкнул на нас Порох. Мы тут же остановились. – Бугай, узнай, чего там.
– Есть! – громила стащил с плеча автомат и двинулся вперед.
Вновь послышались выстрелы, но уже ближе. До нас донеслась чья-то торопливая неразборчивая речь.
Вернулся Бугай, запыхавшийся, злой.
– На наших напали. Хорват ранен.
– Кто напал? Кто, мать твою, тут напасть на нас может?! – зарычал Порох, хватая бойца за грудки.
– Не знаю. Говорят, зверюга какая-то.
Услышав слово «зверюга», Санька затрясся. Мне тоже стало не по себе. Наука держался молодцом.
– Убили её?
– Ранили. Убежала она. Кровавый след оставила за собой.
– Почему не догнали?
– Быстрая, зараза. И вертлявая, как змея на сковородке.
– Ладно, – чуть спокойнее сказал Порох. – Как там Хорват, сильно его задело?
– Ногу расцарапала. Алик сейчас ему перевязку делает.
– Тварь-то хоть эта не заразная была?
Бугай неопределенно пожал плечами.
– Нет, вроде.
– Вроде?! Смотреть надо внимательнее! Значит, так, Бугай, с Хорвата глаз не своди. Не дай бог, заразу он эту подцепил. Чуть что – сразу в расход его.
Последнюю фразу Порох сказал тихо, почти зловеще, отчего Бугай едва заметно сморщился.
– Понял, – ледяным тоном ответил он.
– Понял он, – огрызнулся Порох. – Значит, так, перекур пять минут, пока раненого бинтуют, потом – дальше в путь.
Но отдохнуть не удалось. Вновь прогремели выстрелы, тут же оборвались, потом совсем близко что-то угрожающе зарычало. Истошный крик Хорвата заметался эхом под самым потолком.
– Бугай! – крикнул Порох. – Быстро туда! Ты, – он указал на Радио. – Прикрывай его! Убейте же, наконец, эту тварь!
– Порох, – окликнул его я. – Ты бы нам оружие вернул. Негоже против тварей подземельных с голыми руками идти. А так – больше шансов будет отбиться.
– Еще чего! – оскалился тот. – Обойдешься!
Над головой что-то протяжно ухнуло и тяжело ударило в стену. Мы бросились на пол. Из образовавшегося отверстия на головы посыпалась бетонная крошка. Вдали застучал автомат. Отрывистые звуки рваных очередей говорили о том, что бойцы стреляют наугад, не видя противника. Отступающий назад Радио подал знак рукой немедленно убираться из зоны обстрела. Чьи-то крепкие руки тут же поволокли нас назад, к узлу распределения.
– Алик! Ниже бери! – крикнул Радио, перезаряжая автомат. Лицо его всё налилось краснотой, из рассеченной брови текла кровь. – Они понизу ползут, черти! Вот они! Вот они! Стреляй!
Извиваясь по бетонному полу, к нам приближались серые тени. В блеклом свете мне удалось разглядеть лишь их размер – не больше таксы. Но когда вспыхнул сигнальный факел, брошенный вдаль, я увидел их морды: обтянутые морщинистой серой кожей мячи для регби, без глаз, без носа, раскрывающаяся трехлистником на пол-лица розовая пасть – какие-то жуткие карикатуры на крыс.
– Господи! – выдохнул Санька и тут же попятился назад.
Твари застрекотали, подступая всё ближе.
Полетела еще одна сигнальная ракета, освещая узкое пространство тоннеля. Наконец, когда цель была определена, очереди зазвучали уже иначе – короткие, скупые, по три-четыре патрона, следующие одна за другой. Били наверняка, без паники, экономя боезапас. Тут же раздалось змеиное шипение и повизгивание – жуткие существа начали нести потери.
– Что, не нравится?! Ну-ну! – сквозь зубы процедил Алик, выкашивая ряды крыс-мутантов. – Ничего, это только цветочки! Порох, а может, гранатку рванем?
– Ни в коем случае! – тут же вмешался Наука. – Строение старое, не выдержит взрывной волны! Стены все трещинами покрыты! Завалит! Только не гранаты!
– Совсем ополоумел?! – вскинул брови Порох, внезапно прислушавшись к совету ученого. – Жить надоело? Нас тут вместе с этими четвероногими на запчасти раскидает!
Пока бойцы освобождали проход от мерзких тварей, стены тоннеля ощутимо дрожали, осыпая нас бетонной крошкой и пылью. Мы пятились назад, выискивая относительно безопасное место, чтобы укрыться, если вдруг тоннель начнет рушиться. Санька держался молодцом, но иногда, когда звуки выстрелов, сливаясь друг с другом, раздавались еще громче, весь вздрагивал и наспех крестился.
– Не дрейфь! Прорвемся! – попытался успокоить я его. Но парень не обратил на меня внимания.
Впереди прозвучал голос Радио:
– Всё, чисто. Можно идти дальше.
– Отлично! – улыбнулся Наука.
– Болваны! – закричал Порох. – Из-за каких-то крыс на целый час задержались, да еще и Хорвата ранило. Кстати, что с ним?
Бугай опустил глаза.
– Нет его. Загрызли, твари. До самых костей обглодали.
– Твою же! Ладно, кончай скулить, идем дальше. Оружие не забудь у Хорвата забрать. Пригодится еще. Ну, чего уставились? – обратился он к нам, смерив нас своим полным безумия взглядом.
Пальцы мои невольно сжались до белых костяшек, но я стиснул зубы, не позволив чувствам вырваться наружу. «Не имею права. Одна слабина будет стоить жизни многим людям. Терпеть. Закусить удила и терпеть. Сквозь злость, сквозь ненависть. Еще наступит моё время. А пока терпеть».
Порох шумно высморкался в пол.
– Двигайте ногами. Чувствую, времени совсем мало. – И тут же скривился, схватившись за правый бок.
В полумгле я успел перехватить взгляд Науки и понял всё без слов – болезнь прогрессировала.
– Бугай! – позвал Порох, переводя дыхание.
Боец не спеша подошел.
– Есть еще чего у тебя во фляжке?
– Нет, пусто.
– Зараза! – выругался бандит. – Ладно, не беда. Есть еще трава преподобного. Покаемся.
– Порох, может, потерпишь малёха? Идти ведь еще…
– Вот и иди! За себя беспокойся! А мне надо. Понимаешь? – А потом, отвернувшись, тихо произнес: – Да ничего ты не понимаешь.