Как раз после того шоу с Галлиано она и узнала, что беременна.

— Этого ребенка я сохраню, — сказала она. — Мне уже под сорок, и другого шанса у меня может просто не быть.

Кто отец ребенка, она мне не сказала, так что, полагаю, она сделала все это умышленно. Я не говорю, что она спала с кем ни попадя, но при этом любила со вкусом провести время. И не видела смысла в том, чтобы заводить с кем-то отношения.

Она сочинила всю эту историю насчет искусственного оплодотворения просто для того, чтобы Лилиан не сходила с ума. Я никак не могла поверить, что она решилась пойти на такое, — все это было как-то неправильно. Но она сказала, что так будет проще. После того как этот проповедник начал упирать на то, что Бобби появился на свет не от мужчины, что он был неестественно рожденным ребенком и все такое, я могла бы кое-что сказать, рассказать всю правду, но потом подумала, что все это скоро само собой заглохнет. Кто может серьезно воспринимать такие вещи?

Еще будучи беременной, Лори прошла через все эти религиозные инстанции, договорилась отдать Бобби в еврейскую школу Чедер, сходила в синагогу — короче, все эти дела. Она говорила, что это у нее синдром еврейской матери. Длилось это недолго. Я думала, у нее крыша поедет, когда Лилиан с Рубеном решили перебраться в Бруклин, но на самом деле она была довольна.

— Может, это не такая уж плохая идея, Мона, — сказала она мне.

Да, пока Рубен не заболел, всегда иметь Лилиан под рукой было действительно хорошо. Особенно когда Бобби был совсем маленьким. Но все стало совершенно наоборот, когда Рубену стало по-настоящему плохо и уже Лори пришлось помогать им. Хотя в этом она была молодцом. В каком-то смысле это помогло ей вырасти. Я восхищаюсь тем, как она отреагировала на это. И все же… Иногда мне кажется, что она хотела, чтобы Лилиан и Рубен переехали во Флориду и просто отвалили от нее, — хоть я понимаю, что рассуждаю сейчас, как законченная сволочь, но я бы не осуждала ее за это. У нее было еще столько дел.

А Бобби… не хотелось этого говорить, но, Богом клянусь, после катастрофы он стал другим ребенком. Знаю, знаю, что вы скажете: это может быть ПТСР, шок или еще бог весть что. Но перед тем, как это произошло… когда он был маленьким… слушайте, тут по-другому и не скажешь. Он был каким-то адским малышом, у него вспышки гнева случались по миллиону раз в день. Я звала его Дэмиен — ну, как того мальчишку из кино, — и Лори это ужасно злило. Лилиан и половины всего этого не видела: когда он был с ней, он вел себя, как маленький ангел, — думаю, из-за того, что она предоставляла ему полную свободу. Рубен начал болеть, когда Бобби было где-то года два или около того, так что Лори уже не так много времени проводила с ним. Лори вообще портила его, давала все, что он хотел, хотя я и говорила ей, что этим она вредит только ему самому. Я не говорю, что она была плохой матерью. Это не так. Она любила его, а для них это и было самым главным, верно? Хотя, по правде говоря, я и сейчас не могу сказать, был ли он просто испорчен или это был случай, который моя мать называет «дурное семя».

Лори надеялась, что он остепенится, когда пойдет в школу. У них по соседству как раз открылась одна из художественных школ «Магнит», и она решила пристроить его туда. Но это не помогло. Уже через несколько дней ее пригласили поговорить насчет «сложностей с интеграцией ее ребенка в коллектив» или какими там еще дурацкими словами они называют такие проблемы.

Один раз, когда Бобби было года четыре, Лори потребовалось срочно встретиться с каким-то важным клиентом. Ей нужно было на кого-то оставить сына, и, поскольку Лилиан повезла Рубена на прием к новому доктору, она попросила меня посидеть с ним. Тогда я жила в квартире на Кэрролл-Гарденс, и мой тогдашний жених купил мне котенка, изящную маленькую кошечку, которую мы назвали Сосиска. Я пошла принять душ, а Бобби оставила перед телевизором, но когда я начала сушить волосы феном, то услышала из кухни дикий вопль. Клянусь вам, я в жизни бы не подумала, что домашние животные могут так кричать. Бобби держал Сосиску за хвост и раскачивал из стороны в сторону. На лице его было выражение, которое можно было бы описать словами «класс, это на самом деле весело». Мне не стыдно признаться, что я стукнула его. Он упал и ударился лбом о кухонную стойку. Крови было море. Мне пришлось срочно вести его в «скорую» и накладывать швы. Но он не плакал. Даже не дернулся. После этого случая мы с Лори немного отдалились друг от друга, но ненадолго — нас слишком многое связывало. Впрочем, то был последний раз, когда она просила меня побыть с ее ребенком.

А вот после катастрофы… было такое впечатление, будто его подменили. Я не очень много с ним пересекалась, но когда я видела его, он неизменно был вежливым, вел себя образцово, был почти славным. Лилиан никогда не просила присмотреть за ним, что было для меня своего рода облегчением, но я постаралась внести свою лепту помощи иначе. Я уладила вопрос с квартирой Лори, упаковала ее пожитки, нашла нового жильца — в общем, всякое такое.

Когда я узнала о ней, это стало для меня тяжелым ударом. Я несколько дней проплакала. Никак не могла остановиться. Как я уже говорила, она могла чудить, могла иногда не сделать того, что обещала, однако она по-прежнему была моей лучшей подругой.

А то, что они говорят про Бобби, будто он одержим дьяволом, это все, конечно, полная чушь. Господи, поверить не могу, что теперь и я туда же… Но, может быть, я тогда просто видела его в худшем проявлении. Ведь дети же могут вести себя плохо с родителями, верно? А это уже просто… Я знаю, что вся эта воинствующая братия говорит о нем. Я человек нерелигиозный, но тут поневоле начинаешь задумываться: а что, если они действительно правы? Все эти доказательства и подтверждения — они ведь очень странные, да? Цвета самолетов и вообще какой хрен… ой, простите… я хотела сказать, как он в принципе мог выжить? Самолет-то разбился вдребезги.

Из третьей главы романа «Охраняя Джесс: моя жизнь с одним из Троих» Пола Крэддока (в соавторстве с Мэнди Соломоном)

Такого внимания прессы к Джесс, после того как ее переправили военным санитарным самолетом в Великобританию, я себе даже и представить не мог. Трое «чудо-детей» быстро становились сенсацией десятилетия, и страстное желание общественности Соединенного Королевства знать все о состоянии Джесс было неистребимо. Папарацци и разные писаки, работающие на таблоиды, поселились на ступеньках моего дома на постоянной основе, а больница практически находилась в осаде. Джерри предупредил, чтобы я не особо откровенничал в разговорах по своему мобильному, — на случай если его прослушивали.

Должен сказать, что поддержка, которую получала Джесс от совершенно незнакомых людей, просто зашкаливала. Подарки от доброжелателей очень скоро заполонили всю комнату малышки, другие оставляли ей перед больницей открытки, цветы, послания и целые легионы мягких игрушек — всего этого было такое количество, что едва видна была ограда, окружавшая больничный участок. Люди были очень добры и таким способом показывали свое сердечное отношение к Джесс.

Тем временем мои отношения с Мэрилин и остальным семейством Адамсов портились с каждым днем. Я не мог избежать встреч с ними в комнате ожидания, а навязчивые постоянные требования Мэрилин, чтобы я отдал ей ключи от дома Стивена и Шелли, становились просто невыносимыми. Но настоящая холодная война между нами началась только двадцать второго января, когда я случайно услышал, как Джейс наехал на одного из докторов Джесс перед дверью ее палаты. Тогда она еще не очнулась, но врачи заверили нас, что признаков ухудшения функционирования мозга не наблюдается.