— Отпустить! — Немедленно откликнулся Володя.

— Отпустить? — Подполковник бросил на него острый взгляд. — А ты, случайно, не стал орком? Электричество заблокировал. Часы остановил. Еще что можешь?

Володя открыл рот, чтобы горячо возразить.

— Не надо, — отмахнулся Безматерных. — Все это слова. Вот кабы медики смогли твердо сказать, кем ты стал.

— Стану я орком или не стану, ничем не поможешь, — подумав, осторожно сказал Володя.

— Почему же, — возразил Безматерных, — мы можем усыпить тебя сегодня же и отдать медикам для вскрытия. Шучу, шучу, — торопливо сказал он, видя резко вскинувшегося Володю. — Я не собираюсь получать приличный срок за тебя. По любому закону ты человек и лишать тебя жизни — преступление. Давай так, — прикинул что-то про себя подполковник, — я тебя тут подержу несколько дней, хотя бы до понедельника. Если ничего с тобой не станет, выпущу.

«Милости» Безматерных было маловато, однако, Володя не стал спорить, опасаясь, что мент может обозлиться и оставить его подольше.

— Все? — Вставая, спросил Безматерных.

— Да вроде все, — ответил Володя.

— Тогда отдыхай, — приказал подполковник, — набирайся сил. Я вижу, топор тебе оставили? — Спросил он, уже выходя.

Обмануть студента небрежным тоном было невозможно. Мент явно недоволен поспешным разрешением медиков. Действительно, а если у него крыша поедет? Маньяк с топором в состоянии натворить таких чудес… А если учесть, что застрелить его нет возможности, придется уложить нескольких омоновцев, пока те навалом собьют его с ног. Все это было правильно, если бы не касалось его самого. Секиры он не отдаст.

Володя напрягся, готовясь защищать себя до последнего, но Безматерных внезапно вышел, закрыв за собой двери. Давить на студента он почему-то не стал. Странный какой-то этот замначальника. Обычно менты ведут себя по-другому: нагло и бесцеремонно.

«Леший его побери, — решил Володя и добавил, вспомнив пожелание одного из знакомых физиков, — и великий демон Максвелла. Пусть делает, что хочет, лишь бы выпустил из этой добровольной тюрьмы».

Вечер монотонно тянулся, как и прилипчивый мелкий дождь. Володя открыл окно, прислушиваясь к шороху падающей воды — грустному и серому. Ему вдруг захотелось завыть от тоски по чему-то потерянному и погибшему. Даже Марина с ее прибабахами не трогала сердце.

«Светка? — Всплыло в голове. — Но я так по ней не тосковал». Грусть была… ну не наша, что ли. Не земная.

«Орк? — Испугался Володя. — Я сойду с ума. Или превращусь в орка? Может, повеситься, пока еще контролирую себя».

Из окна ощутимо потянуло.

— Больной! — Раздался требовательный окрик Марины, сумевшей незаметно распахнуть дверь, — немедленно закрыть окно. Вы не имеете права держать его открытым при такой погоде.

Связывающая волю тоска исчезла, сменившись безудержным бешенством. Он сам не заметил, как в его руках оказалась тумбочка.

— Нет, — взвизгнула Марина, сразу превратившись в молодую — двадцать с небольшим лет — девчонку.

Несмотря на молниеносность движений студента, она оказалась быстрее. Тумбочка глухо ударилась в закрытую дверь, затрещала на последок, и свалилась на пол обломками.

— Я тебя в тюрьму посажу, — раздался испуганный голос из-за двери.

— Мне выйти? — Неожиданно спокойно спросил Володя. Бешенство, терзавшее его, странным образом перешло в мышцы. Он почувствовал такой приток сил, что мог, наверное, скрутить, как тонкую проволоку, железный лом.

Руки потянулись к двери. Откуда-то из глубин памяти пришло понимание, что если ударить чуть слева от середины двери на уровне груди, полотно развалится на части.

Володя с трудом удержал себя. Если он так поступит, Безматерных не отпустит его из больницы до смерти. Хотя он должен понимать, что со стервой Маринкой любой нормальный мужик поедет крышей. Она доведет до инфаркта или сумасшествия.

Затем его мысли пошли по другому направлению. Неожиданный прилив сил явный подарок орка. По крайней мере, это не самое неприятное за сегодняшний день.

«Хватит ныть, — приказал он себе, — жизнь не так уж плоха, как ему представляется». Чего расстонался. Пока все орчьи подарки были ему на пользу.

Он обвел взглядом палату в поисках предмета, на котором мог бы испытать приобретенную мощь. Как назло, ничего подходящего. Тогда, не особо раздумывая, он распахнул окно и вцепился в прут решетки. Намертво приваренный к металлической основе, он легко оторвался, словно был приклеен бумажным клеем. Не удовольствовавшись этим, студент-испытатель завязал его в узел.

«Может, мне в борцы устроиться, тяжеловесы», — с насмешкой подумал он. Остаток вечера Володя провел в хорошем настроении.

Улучшились и его отношения с медперсоналом. Марина, видимо, сама сообразила, что перегнула палку. Когда пришло время ужина, она осторожно постучала в дверь, дождалась разрешения войти и, потупив глазки, вежливо сообщила, что кушать подано, можно ли внести?

Обалдевший от такого обхождения, Володя машинально кивнул, забыв о желании заехать в челюсть или швырнуть обломок табуретки. Поглощая рисовую кашу, он постепенно пришел в себя от поведения переменчивой девчонки. «Бабы они и есть бабы, — философски решил он, чувствуя себя древним циником, — поставь их на место, дай понять, кто есть мужчина и они притихнут».

Наивный Володя, как много надо было ему познать, чтобы понять свое заблуждение! А пока он горделиво посматривал в себя в небольшой осколок зеркала, оставшемся от прежнего жильца и чудом не выброшенном техничкой.

Глава 12

Наутро его разбудили рано утром, почти с восходом солнца. Разбудили, конечно, сильно сказано. Надоевшая Марина внесла банку с зажженной свечой, поставила ее на подоконник, и стремительно вышла из палаты, не давая Володе выразить свое отношение к бесцеремонному вторжению. Он потянулся, зевнул, подумал, не погасить ли свечу. Спать хотелось до ломоты в костях. Ночь на новом месте он провел плохо, часто просыпался. И сны снились какие-то странные. Цветные, то страшные, то хорошие, людей в них не было, только природа. Неведомые звери, птицы, деревья окружали его, нападая или привлекая запахами, звуками, причудливыми движениями.