Наряду с тем, что национальный характер делает из англичан самых закоснелых и консервативных людей, которых только можно себе представить, нация породила и редчайшее в мире собрание эксцентричных типов. Такие оригиналы, как Китаец Гордон[16], Лоуренс Аравийский[17] и сэр Фрэнсис Уингейт Бирманский, которых ни в коем смысле нельзя считать сумасбродами, все же не могут почитаться и обычными добропорядочными обывателями.

Да и такие ценители морей, как лорд Томас Кокрен[18], Джеки Фишер[19] или сам великий Нельсон, были отнюдь не заурядными моряками.

В сфере изобретений англичане стали пионерами в применении таких вооружений, как шрапнельный снаряд, боевые корабли с металлическим корпусом, орудийные башни закрытого типа на кораблях, танки, авианосцы, глубинные бомбы, гидрофоны, а позднее гидролокатор для обнаружения подводных лодок, радар, наклонная вверх взлетная палуба, паровая катапульта, зеркальный прибор для посадки самолетов – и это далеко не все. В 1914 году пилот военно-морской авиации Королевского флота во время первого в мире бомбометания с пикирования уничтожил немецкий цеппелин в его ангаре на аэродроме под Дюссельдорфом. В 1940 году пикирующие бомбардировщики военно-морской авиации потопили германский крейсер «Кенигсберг», ставший первым крупным боевым кораблем, потопленным атакой с воздуха.

Досадно, но приходится признать, что абсолютно неоправданные поражения и катастрофы имели место вследствие ошибок и путаницы, допущенных как растяпами в сухопутных и морских штабах, так и засидевшимися на своих должностях строевыми болванами. Причем от подобного положения куда больше страдала сухопутная армия, поскольку на флоте, вследствие куда более высокой стоимости некомпетентности командного состава, предпочитали избавляться от подобных людей в самом начале их деятельности. Кроме того, на эти грубые ошибки штабов и командиров, которые исправлялись по ходу дела доблестью и героизмом полевых частей, общественное мнение и более высокое начальство смотрели с определенной долей благодушия. Национальный характер англичан имеет довольно странную черту, которая позволяет им прощать и забывать неудачные военные предприятия, если они осуществлялись (как это всегда и бывало) с проявлениями героизма и преданностью долгу.

Отход с боями, пусть даже осуществленный с тяжелыми потерями, но с явным мужеством, получал в общественном мнении большее признание, чем блестящая акция, приведшая к уничтожению противника с изяществом замысла и незначительными потерями. Батальные картины вроде «Спасение орудий» или «Последний оплот Мидфордширского полка» привлекали к себе множество зрителей, которые даже не задавались вопросом, что за идиотский приказ получила батарея, или почему несчастные мидфордширцы оказались в затруднительном положении уже на первоначальной позиции, или (что гораздо более важно) как можно избежать подобной ситуации в следующий раз.

Значительная часть таких проблем происходит из-за того, что демократические режимы терпеть не могут тратить деньги и в мирные времена предпочитают ассигновать на военные нужды минимальные суммы, которых едва хватает на то, чтобы поддерживать армию на уровне мало-мальски достаточном для обеспечения национальной безопасности. В правительстве всегда имеются сильные антивоенные группы, которые ожесточенно сражаются против такого необходимого зла, как призыв на военную службу, производство оружия для нужд обороны или «расточительные» опыты с новыми вооружениями. Поэтому развитые демократии неизбежно вступают в войну со значительным отставанием, и время, необходимое для подготовки, покупается ценой крови согласных с этими взглядами.

Триста лет тому назад народ Англии с распростертыми объятиями встретил возвращение Карла II после эксперимента с военной диктатурой, которая, показав себя весьма успешной в военном отношении, оказалась малоприятной для страны в целом. Наряду с тем, что была признана необходимость наличия постоянной армии, руководство ее было тогда передано в руки парламента, и тем самым общество столь надежно оградило себя от каких-либо поползновений военного истеблишмента повлиять на гражданское правление в стране, что любая подобная попытка была не только невозможной, но даже немыслимой. Это справедливо как для Соединенных Штатов, так и для Великобритании, и военный переворот или заговор в любой форме противен образу мышления народов этих стран.

Однако следует помнить, что подобного рода отношения между гражданскими и военными руководителями складываются в результате негласного общественного договора, в соответствии с выраженной демократическим путем волей народа. Такие отношения не регулируются некими правилами и установлениями, а зависят от интеллекта нации, эмоциональной стабильности и традиций. Не являются они, как мы познали на собственном печальном опыте, и предметом экспорта. Мы у себя в Америке постоянно делаем ошибку, считая, что народы, чье мышление, обычаи и образ жизни чужды для нас, могут, как по мановению волшебной палочки, в одночасье проникнуться ценностями народа, у которого демократия уходит своими корнями в прошлое. Каждый народ должен выработать собственное средство спасения на своем собственном пути – каждый народ должен обрести свою Великую хартию вольностей и свой Билль о правах[20], свой Геттисберг[21] и свой Марстон-Мур[22]. Все, что может быть сделано для помощи таким народам, – это заверить их, что выбор будет целиком и полностью зависеть от них самих, и оградить их от всякого внешнего давления, как политического, так и интеллектуального, до тех пор, пока они не поднимутся до осознания своего выбора. Мятежи полковников, военные хунты и всадники на белых конях, которые досаждают нашим соседям, представляют собой симптомы болезни, порожденной неразвитостью народа и безразличием граждан. И вместо того чтобы в ужасе и отчаянии вздымать руки к небу, нам следует лучше понять, «куда, во имя Господа, мы идем!».