Во всем же остальном ведущим девизом было: «Пусть все идет как и шло». Основное внимание уделялось строевому шагу, а также употреблению глиняных трубок и чистке медных пуговиц. Должности командиров полков по-прежнему покупались, повышение в звании продавалось за деньги, что обрекало профессиональных воинов с тощими кошельками на медленное продвижение по службе или вообще оставляло без такового. Организации, которая занималась бы армией в целом, не существовало, как не существовало и какого-либо административного управления. Массовые маневры были делом неслыханным, сколько-нибудь похожим на них был только так называемый батальонный «полевой день» – нечто вроде полкового пикника, на котором присутствовало множество восторженных женщин, веселившихся под хлопанье холостых выстрелов и бутылочных пробок.

Довольно странно (хотя, быть может, таково природное движение человеческой мысли), но офицеры, служившие в Индии, где следовавшие одна за другой военные кампании держали войска в надлежащей форме, горько сетовали на существовавшие на их родине порядки, но их советы, если они осмеливались их высказывать, просто не замечались. Клика именитых простофиль, возглавлявших большинство правительственных учреждений и командовавших большей частью полков, не желала никаких изменений существовавшего порядка и своего положения в кругу привычного круговорота парадов, смотров, охот и банкетов.

В литературе Крымская война часто приводилась как пример того, что может натворить облеченный властью болван. Безусловно, она вполне может служить демонстрацией невежественности и некомпетентности многих офицеров и государственных деятелей. Более того, она рельефно выявила все недостатки громоздкой системы армейской администрации и командования. Только оплачено это было непомерными страданиями рядовых солдат, ничем не защищенных от грубейших ошибок своих военачальников и от жестокости крымской зимы.

Никакая военная машина тех времен не функционировала гладко и эффективно, но путаница и неразбериха этой кампании, что со стороны французов, русских или англичан, превзошла все бывшее ранее. Штабы работали отвратительно. Хотя отдел для подготовки штабных офицеров при Королевском военном колледже был образован шестьдесят лет тому назад, лишь пятнадцать человек из более чем двухсот офицеров, участвовавших в Крымской войне, прошли соответствующую подготовку. Остальные же были по большей части родственниками и друзьями различных генералов – сам главнокомандующий лорд Раглан держал пятерых племянников в своем собственном штабе!

Сам он всю жизнь прослужил в штабе Веллингтона и, дожив до шестидесяти пяти лет, никогда не командовал в боевых условиях даже взводом. Как и большинство представителей своего класса, он был столь же невосприимчив к опасности, сколь и к какому бы то ни было дискомфорту или боли (лежа на операционном столе после Ватерлоо, он потребовал принести обратно только что ампутированную у него руку, чтобы он мог снять с пальца перстень). Он был добрым, вежливым, доброжелательным аристократом и закоренелым реакционером. Он также имел весьма определенное мнение относительно «индийских офицеров», последние же, как говорили, были весьма обескуражены своей отправкой в крымскую армию.

Войска, направленные в Крым, сами по себе были превосходны, что они и доказали в сражении на Альме[27]. В этом сражении они, после эпидемии холеры и страдая от дизентерии, взяли штурмом под огнем врага сильно укрепленные высоты, действуя, как выразился французский командующий в Крыму Франсуа Канробер, «словно на прогулке в Гайд-парке». Когда гвардейские части оказались в трудной ситуации и на военном совете было предложено им отступить, отважный сэр Колин Кэмпбелл сказал: «Будет лучше, если вся гвардия ее величества до последнего человека поляжет на этом поле, чем повернуться спиной к неприятелю». Гвардия не отступила – и копилка военных афоризмов пополнилась еще одним.

Именно сэр Колин удержал Балаклаву в тот решающий день 25 октября, когда на него наступала русская кавалерия. Между британским лагерем и приближающимися русскими стояли 550 солдат 93-го Хайлендерского полка и сотня выздоравливающих раненых из госпиталя, вытянувшись двумя «тонкими красными линиями». Шеренги держали фронт – они должны были удержать его, отбив атаку кавалерии, – поскольку основные события этого дня еще только начинались.

История много повествует об атаке легкой бригады, но, сколь бы впечатляющей и легендарной эта атака ни была, с военной точки зрения она представляла собой всего лишь прискорбную случайность. Атака же тяжелой бригады, напротив, была подлинным шедевром военного искусства.

Эта бригада, которой командовал генерал Джеймс Скарлетт, двигалась на поддержку хайлендерцам, когда они заметили основную часть русской кавалерии несколько выше линии своего движения, на склоне стратегической высоты. Силы Скарлетта состояли из восьми эскадронов тяжелой кавалерии, уменьшенных болезнями до примерно пяти сотен всадников. Когда русские двинулись рысью вниз, британские эскадроны заняли боевую позицию и, к удивлению русских, значительное время потратили на то, чтобы выстраивать и перестраивать свои ряды, несколько нестройные из-за неровностей местности. После боя русские офицеры признавали, что такое хладнокровное поведение незначительных сил врага – как на параде – потрясло их воинов. Русские допустили ошибку, замедлив ход своих коней. Когда они почти остановились, английские трубачи протрубили сигнал к атаке, и тяжеловооруженные кавалеристы устремились в атаку на вражеские эскадроны.

Скарлетт, опередивший своих конников ярдов на пятьдесят, первым врубился в ряды неприятеля, за ним последовали кавалеристы первой шеренги. Для наблюдателей с окружающих высот все выглядело так, будто британцы просто растворились, но чуть позже среди плотной серой массы неприятельских всадников стали видны пятна красного цвета. Когда в дело вступила вторая шеренга, вся масса забурлила еще интенсивнее, и те и другие, перемешавшись, принялись двигаться по склону вверх и вниз. Над их головами высверкивали занесенные палаши и сабли, все звуки и крики слились в низкий рев, который нарастал и спадал, подобный морскому прибою. Последние два эскадрона, подотставшие из-за неровностей почвы, врезались противнику во фланг, прорубив себе дорогу от одного края его конницы до другого. Неожиданно, к изумлению наблюдателей, громадная масса русских кавалеристов отхлынула и исчезла, оставив поле боя едва не падающим из седел от усталости британцам.