Но никакое самообольщение, самые лучшие намерения не решат ее проблем. Она должна сама выживать в этой жизни до тех пор, пока не вернется Уилл — ей хотелось надеяться — более состоятельным, богатым, чем когда он уехал.

Прохладное расставание с Дарли подействовало на нее отрезвляюще.

Она больше, чем когда-либо, понимала, что ее судьба была только в ее руках.

И никакой благородный рыцарь не появится и не протянет ей руку помощи.

И никакой добрый самаритянин не освободит ее от брачных оков.

Она была в ответе за себя — и Софи… а также, насколько это было возможно, находясь на разных континентах, за Уилла.

По возвращении в Графтон-Парк Элспет ежедневно часами скакала верхом на лошади по окрестным полям, изо всех сил избегая общения с мужем. Тот, готовясь к сезону скачек, обычно был занят своими конюхами и тренерами. Впрочем, каждый вечер она должна была присутствовать за ужином, превращавшимся для нее в суровое испытание, просто в пытку. Графтон зачастую напивался и становился грубым и придирчивым, а когда она по завершении ужина пыталась удалиться под каким-нибудь предлогом, требовал, чтобы она оставалась, подливала ему портвейн, развлекала его игрой на фортепьяно или просто выслушивала его разглагольствования.

Она и подумать не могла, что будет так трудно заново привыкнуть и приспособиться к прежнему существованию. Она верила, что сможет продолжать жить по-прежнему, отбросив в сторону воспоминания о Дарли, лишь изредка с нежностью вызывая в памяти отдельные сценки, словно из далекого детства. Но ничего так легко не получалось. Она не могла просто уйти и избавиться от них. На самом деле, чем больше проходило времени, тем чаще мысли о Дарли проносились у нее в голове. Как будто, однажды испытав блаженство, ее обычная неудовлетворенность и недовольство лишь обострились.

Она напоминала себе, что была лишь одной из легиона женщин, попавших под обаяние и харизму Дарли. Она не могла себе позволить питать бесполезные надежды и фантазии. Она была там, где была, в то время как маркиз вернулся в круговерть светской жизни Лондона. И чем скорее она забудет о нем, тем лучше будет для нее самой.

Софи смотрела на свою юную хозяйку с возрастающим беспокойством. После их возвращения из Ньюмаркета Элспет похудела, хотя, возможно, и ежедневные многочасовые скачки на лошади тоже были тому причиной. Но она также потеряла аппетит, и это несмотря на всяческие пирожные, печенья и прочие сладости, которыми Софи пыталась соблазнить ее, разжечь ее интерес к еде. На деле каждое утро, едва проснувшись, Элспет отбрасывала одеяло, выпивала свой шоколад, натягивала костюм для верховой езды и мчалась в стойло, словно сам дьявол гнался за ней по пятам.

И так проходило время в Графтон-Парке, распорядок дня Элспет изменялся, лишь когда лошади Графтона участвовали в каких-нибудь местных скачках. В такие дни они с Софи должны быль уже одетыми стоять у парадного входа ровно в девять, где их ждал небольшой экипаж. Гораздо больший экипаж ждал Графтона.

Лорд и леди Графтон никогда не ездили вместе. Экипаж графа вмещал его кресло на колесиках, его лакея, управляющего, его походный винный шкафчик-погребок и его самого. Старик предпочитал мужскую компанию, а приличные манеры оставлял для светских раутов.

Элспет ничего не имела против. И на скачки она ездила вовсе не для того, чтобы сидеть рядом с Графтоном в его ложе. Он требовал, чтобы она играла роль благоверной супруги, когда его кони мчались по беговой дорожке. В перерывах между забегами она пользовалась случаем повидать своих старых подруг. Ее одноклассницы по женскому колледжу мадам Причард, уже замужние и с детьми, были неиссякаемым источником местных новостей и сплетен, хотя она также открыла в себе новый, несвойственный ей ранее интерес к их детишкам. Конечно же, это увлечение было вызвано ее тоской по Дарли. Она отлично понимала трезвую реальность жизни — даже в мыслях пытаться найти, что-либо общее между Дарли и детьми было чистой воды прихотью или капризом.

По ходу той зеленой английской весны она каждую ночь заносила в дневник выигрыши на скачках, и растущая сумма давала ей мужество встречать следующее утро, еще один день и еще один нудный вечер с постылым супругом.

И так бы и протекала ее жизнь, если бы однажды в июне Элспет не получила письмо, которое круто все изменило.

Элспет как раз вышла из конюшни и, на ходу стаскивая перчатки, быстро поднялась по лестнице в свои апартаменты. Она не могла позволить себе опоздать к ужину. Графтон в этом отношении требовал жесткой пунктуальности.

Добравшись до верха лестницы, она вдруг увидела Софи, стоявшую у открытой двери в гостиную с пепельно-серым лицом. В голове у нее раздался тревожный сигнал колокольчика. Софи никогда не была склонна к беспричинной драматизации вещей.

— В чем дело? — воскликнула Элспет, отчаянно надеясь, что это не было связано с ее братом.

— Вам пришло письмо. — Горничная протянула ей сложенный листок бумаги, основательно потертый, а восковая печать давно потеряна.

Софи явно прочитала его.

— Скажи мне, — начала Элспет, остановившись у входа в свои покои.

— На борту корабля Уилла вспыхнула лихорадка. Она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, ее худшие опасения оправдались.

— А он… — Элспет запнулась, не в силах произнести ни слова.

— Его высадили на берег в Танжере, — пояснила Софи. — Вместе с двумя другими, которые… — Софи заколебалась.

— Могли не выжить, — тихо закончила Элспет. Два ярких пятна горели на ее щеках жутким контрастом с бледной кожей. — Когда было написано письмо? — спросила она еле слышным голосом.

— Три недели назад.

— Мы должны поехать к нему. — Ее губы сжались, неожиданная решимость прозвенела в словах. Оторвав руку от косяка двери, она резко двинулась вслед за Софи в комнату. — Пакуй вещи, — бросила она через плечо. — Я скажу Графтону за ужином, — добавила она, большими шагами направляясь в гардеробную. — Возьми самую простую одежду, ничего вечернего. — Она вдруг остановилась и развернулась: — Он ведь не видел письма, верно?

Софи затрясла головой:

— Ади принесла его прямо наверх. Она никому ничего не сказала.

— Отлично. — Некоторые слуги находились в услужении у Графтонов уже несколько веков и, несмотря на дурной характер графа, хранили верность семейству. Другие — к ним принадлежала Ади — с сочувствием относились к несчастной Элспет. — Скажи Чарли, пусть готовит экипаж. И не смотри на меня так. Я знаю, что он не мой, но мы отправим его обратно, как только доберемся до Лондона. — Чарли можно было доверять.

— Граф не позволит вам уехать.

— Он не сможет остановить меня. Но я окажу ему любезность и попрошу у него позволения, — возразила Элспет. Распахнув дверцы шкафа, она вытащила первое попавшееся платье. Швырнув серебристое вечернее платье на кресло, она принялась расстегивать жакет костюма для верховой езды. — Мы отбываем сегодня вечером, как только Графтон погрузится в спячку.