Я знал Гростона в лицо, но мы не были знакомы. Он был моложе, чем обычно бывают владельцы лавок, – лет от силы двадцати пяти на вид, худощавый, но крепкий. Он не носил парика, и его собственные волосы свисали тонкими прядями. На его остром подбородке была трехдневная щетина. Обычно я не делал поспешных выводов, основываясь на внешности человека, но, глядя на этого скользкого типа, каждый раз испытывал неприязнь.

– Добрый день, – сказал он, не вставая из-за стола, где сидел с бокалом разбавленного красного вина. – Чем могу служить? Вас интересует товар материального или нематериального свойства?

– Мне нужны показания, – сказал я, – и, судя по надписи на окне, я могу приобрести их здесь.

– Да, конечно. Скажите, что вас беспокоит, и я сделаю все, чтобы помочь вам решить ваши проблемы.

Я подошел к прилавку, и меня сразил неприятный запах. От мистера Гростона пахло немытым телом, а неподалеку стоял ночной горшок, которым пользовались совсем недавно, судя по исходящему из него пару. Этого было достаточно, чтобы особо не церемониться с господином лавочником.

– Речь идет о смерти, – сказал я. – Об убийстве.

Он пожал плечами:

– Такие вещи то и дело случаются, сэр. Не стоит придавать им слишком большое значение.

– Мы с вами думаем одинаково, – сказал я. – Но мне нужны свидетели, чтобы снять обвинение с моего друга.

– Вы даже не представляете, – сказал мне мистер Гростон, – как легко человек с моими способностями может найти людей, которые случайно вспомнят, как видели то, чего никто и не подозревал, что они видели. Вы должны мне дать необходимые сведения, а я найду для вас этих свидетелей.

– Очень хорошо, – сказал я. – Человека, о котором идет речь, зовут, скажем, Элиас Гордон. Его обвиняют в убийстве человека по имени Бенджамин Уивер.

Гростон вскинул брови:

– Вот это да: Уивер мертв! Давно не слышал такой хорошей новости. – Впервые за время разговора он поднял голову и встретился со мной взглядом. Я только предполагал, что он тоже знает меня в лицо, но он тотчас понял, что допустил ошибку. – Ой! – сказал он.

– Да. А теперь побеседуем, мистер Гростон. Для начала вы скажете мне, кто вас нанял, чтобы вы нашли свидетелей на мой процесс.

Он хотел бежать, но я вовремя вскочил и схватил его за руку.

– Я не стану отвечать на ваши вопросы.

– Может быть, вы измените свое решение, – сказал я, – если я засуну вашу голову в этот ночной горшок и буду держать там до тех пор, пока вы не захлебнетесь в собственном дерьме.

Не дожидаясь, пока он обдумает предложенный вариант, я перебрался на его сторону прилавка, одной рукой ухватил его за жирные волосы, а другой с силой пригнул его голову вниз, к горшку. Осуществить задуманное, однако, было не так просто – я же не хотел измазаться в его дерьме, – но в итоге мне удалось опустить его голову в горшок и держать ее там минуты две, при этом ни одной капли фекалий не попало на мой костюм.

Когда я почувствовал, что он фактически перестал сопротивляться, я вытащил его голову из горшка и повалил его на пол. Я предусмотрительно отошел немного назад на случай, если бы он вздумал отряхиваться, как собака, разбрызгивая дерьмо во все стороны. Но Гростон только тяжело дышал, кашлял и тер глаза.

– Мерзавец, – прохрипел он, – ты с ума сошел, так со мной обращаться?

– Возможно, это немного грубовато, но мне ничего не стоит повторить. Спрашиваю еще раз: кто заказал этих свидетелей?

Он смотрел на меня, не зная, что делать, но когда я шагнул к нему, он решил, что лучше все рассказать.

– Черт тебя побери, – заорал он, – я не знаю, кто это! Просто человек, которого я раньше не видел.

– Не верю, – сказал я.

Приблизившись, я схватил его за волосы и снова ткнул головой в горшок. На этот раз я держал ее в горшке немного дольше, чем это было необходимо. Он бился, дрожал и толкался, но я не отпускал его, пока не почувствовал, что сопротивление слабеет. Тогда я отпустил его голову и повалил Гростона на пол.

Выпучив глаза, он кашлял отвратительной слизью. Попытался что-то сказать, но зашелся в кашле. Его едва не вырвало. Наконец он обрел голос:

– Иди ты к черту, Уивер! Ты чуть меня не утопил.

– Если ты не станешь отвечать на мои вопросы, – сказал я, – мне будет наплевать, останешься ты в живых или нет.

Он затряс головой:

– Я уже сказал, что не знаю, кто он. Я никогда его раньше не видел. Это был обычный человек. Не высокий, не низкий. Не молодой, не старый. Не приятный, не противный. Я вообще плохо его помню. Кроме того, что он щедро заплатил, и этого было достаточно.

Я снова схватил его за волосы и потащил к горшку.

– На этот раз ты так легко не отделаешься.

– Не надо! – завопил он. – Не надо! Я сказал! Я рассказал все! Хочешь, чтобы я придумал имя? Я придумаю, если ты меня не отпустишь.

Я отпустил его и вздохнул. У меня было впечатление, что он говорит правду. Возможно, я догадывался об этом с самого начала и только воспользовался возможностью наказать его.

– Кто такой Джонсон? Оба свидетеля ссылались на него.

Он грустно покачал своей измазанной дерьмом головой.

– Я не знаю, кто он. Человек, заплативший мне, только велел, чтобы свидетели сказали, как вы упоминали это имя – чтобы складывалось впечатление, будто вы его агент.

Я приблизился к нему, и он снова завопил:

– Не трогайте меня! Я больше ничего не знаю! Это все, что я знаю! Я все сказал! Больше мне ничего не известно! Кроме…

– Кроме чего?

– Он сказал – если вы придете сюда и будете о нем расспрашивать, дать вам кое-что.

Я был изумлен.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. – Гростон встал и утер лицо, при этом фекалии потекли вниз по его шее. – Мне это показалось странным. Я спросил, с какой стати вы придете сюда, если, по всей вероятности, вас должны вздернуть. Он сказал, что всякое бывает, и, если вы действительно придете, я должен дать вам кое-что. Они увядали, но он дал мне денег, чтобы я покупал каждый день новую, на всякий случай.

– О чем ты говоришь? Увядали? Новую?

Он засуетился, ища что-то под прилавком, бормоча про себя, что не покупал новую ни сегодня, ни вчера, но где-то одна должна быть. Я внимательно следил за каждым движением Гростона, опасаясь, что он достанет оружие, но мои опасения были напрасны. Наконец он нашел то, что искал, и протянул мне дрожащей рукой.

– Вот, – сказал он. – Возьмите.

Мне было необязательно это брать. Не это было важно. Важна была сама вещь, ее смысл. Мне оставили белую розу. Та, которую мне протягивали, была увядшая и засохшая, но она не потеряла своей силы. Белая роза.