— Нет, — энергично затрясла она головой. — Мама не знает, что я здесь. Но я подумала, что ей нехорошо, а я никого не знаю, кто мог бы помочь. Кроме вас.

* * *

Из протокола совещания группы по расследованию убийства Хайнца Хорстмана. Полицай-президиум, отдел убийств. Присутствуют: комиссар Циммерман, инспектор Фельдер, фройляйн Дрейер, ассистент фон Гота, инспектор Денглер, обычно занимающийся особыми поручениями начальника полиции, а теперь с пятью другими оперативниками выделенный в помощь Циммерману:

Циммерман: Все, что нам удалось установить до сего времени, только укрепляет во мнении, что речь идет не о несчастном случае, а о том, что Хорстман был убит умышленно. Поскольку на экспертизу уйдет еще пара дней, займемся пока людьми из окружения убитого. У Фельдера есть план.

Фельдер: Хорстман был человеком, так сказать, с большим радиусом действия, и предстоит проверить массу людей. И в их числе сотрудники редакции, те, кем он занимался как репортер, соседи по дому и множество других, с которыми он регулярно встречался: торговцы, кельнеры, дантисты, владельцы гаражей и так далее. Всего девяносто три адреса. Первые сорок семь мы уже проверили.

Циммерман: Нашли кого-нибудь, заслуживающего особого внимания?

Фельдер: Да, по крайней мере троих: Хельгу Хорстман, Вальдемара Вольриха и еще некоего редактора Лотара, который, похоже, был единственным близким другом покойного.

Циммерман: Все девяносто три адреса с этой минуты переходят к коллеге Денглеру и его людям. Только прошу вас, информируйте меня, как только что-то обнаружите.

Денглер: Будет сделано!

Фельдер: Хотел бы еще напомнить, что фрау Хорстман вместе с Вольрихом до сих пор не имеют алиби на критическое время — время убийства.

Циммерман: На это особо не рассчитывайте. Вольрих может быть кем угодно, только не импульсивным психом. Он никогда ничего не сделает, не просчитав все наперед и не обезопасив себя. Это не значит, что рано или поздно мы не припрем его к стене. О нем я позабочусь сам. А вы, Фельдер, пожалуй, займитесь Лотаром. А как дела у вас, коллега Дрейер?

Дрейер: Я предложила бы обратить внимание на трех женщин из окружения Хорстмана. Имею в виду Сузанну Вардайнер, Генриетту Шмельц и Ингеборг Файнер. То, что я выяснила о них, есть в деле. Теперь две группы наших следят за Сузанной Вардайнер и Генриеттой Шмельц. А Файнер я займусь сама.

Циммерман: Согласен.

Фон Гота: А чем заняться мне?

Циммерман: Вы, дорогой друг, наше секретное оружие, которое мы используем в так называемом высшем свете. Вот ваша главная роль.

Денглер (новый член команды, человек с большим опытом и способностями в сыскном деле): Хотел бы обратить внимание еще на одну задачу, стоящую перед нами. Речь о месте происшествия — этой чертовой Нойемюлештрассе. Что там делал Хорстман? К кому направлялся? С кем там встретился перед смертью или хотел встретиться, но не успел?!

Циммерман: Согласен, это важно, и нужно выяснить. Вы проверьте адреса в том квартале и не забудьте сокращения «Фри» из блокнота Хорстмана.

Денглер: Я уже начал над этим работать. Это «Фри» могло быть сокращением от имени или названия улицы в том районе.

Циммерман: Так что займитесь этим, и побыстрее. И с этой минуты, дорогие коллеги, для нас не существует никаких плановых сроков, графиков совещаний и субординации. Все, что только найдете, немедленно сообщайте мне.

Да, с этой минуты Циммерман начал сплетать из нитей сеть, в которую должен попасться убийца.

* * *

Комиссар Кребс вышел на улицу, держа малышку Сабину за руку. Остановив такси, назвал адрес на Унгерштрассе. Заплатил и не напомнил о квитанции — не счел поездку служебной.

Сабина открыла дверь ключом, болтавшимся на цепочке вокруг шеи, и вбежала в квартиру:

— У нас гость, мамуля!

Хелен Фоглер лежала в постели и выглядела неважно. Кребс, приоткрыв дверь спальни, сказал негромко:

— Меня привела Сабина. Она считает, что вам плохо. Хелен села.

— Невозможный ребенок! — И Сабине — нежно: — Прошу тебя, оставь нас одних.

— На четверть часа, — с необычайно серьезным видом согласилась Сабина. — Я пока порисую. А потом я тоже хотела бы поговорить с комиссаром. — Увидев, что Кребс кивнул, успокоилась и вышла.

— Вы на самом деле пришли только из-за нее? — недоверчиво спросила Хелен.

— Рад вам помочь, если вы не против.

— Значит, вы собираетесь продолжать вчерашний допрос?

— Нет, — дружелюбно улыбнулся Кребс, — надеюсь, вы все расскажете сами.

Хелен покачала головой и решительно заявила:

— Вам я верю, а себе — нет. Не верю, что есть смысл жить дальше.

— Вы боитесь?

— И это тоже, — тихо созналась она. — Вчера вечером боялась смертельно. А сегодня испытываю только безнадежность, безысходность и унижение. И одно-единственное я знаю точно: я не могу так больше. Хочу покончить с этим и стереть все из памяти.

— Знаете, по-человечески я вас понимаю, — задумчиво произнес Кребс, — но я-то полицейский. И потому не могу оставаться в стороне. Я должен вам помочь — даже если вы этого не хотите.

* * *

Из рапорта генерального прокурора доктора юриспруденции Гляйхера:

«Взаимодействие между прокуратурой и полицией можно оценить как вполне удовлетворительное. Это в первую очередь заслуга прокуратуры, оказывающей полиции полное доверие на основании убеждения, что та в своей повседневной деятельности полностью чтит требования закона и действует в интересах порядка и закона.

Полагаю, однако, и на основе своего богатого опыта сотрудничества с полицией имею на это право, что это взаимодействие было бы гораздо эффективнее, будь расследование важнейших дел в большей степени сосредоточено в одних руках. Чтобы не случилось, как в случае смерти журналиста Хорстмана, где расследование вели параллельно несколько групп, и только позднее, в этом случае даже слишком поздно, дошло до координации их деятельности. Это привело в результате к прискорбным последствиям».

* * *

Анатоль Шмельц в то утро вернулся в «Гранд-отель», сказав портье:

— Кто бы меня ни спрашивал, меня нет. И вы не знаете, где я. Но если захотят что-то передать — пожалуйста, только все запишите.

Как следует отоспавшись, он уже за полдень заказал в номер обильный завтрак: овсянку, яичницу с ветчиной, жареные колбаски, тушеные почки, джем, печеные груши, тосты и чай. Обслуживал его Хансик Хесслер.

Шмельц, накинув длинный халат из черного шелка, в тишине и покое отдал завтраку должное. Лицо его дышало покоем. Приступая к почкам, он вдруг заявил: