— Ладно. Я понял. Яну с Киром привези ко мне. И будь осторожна. Я сейчас парней из ЧОПа для тебя вызову. Пока эта дура на свободе не ходите без охраны, — внутри словно щёлкнул какой-то выключатель, радостные эмоции от того, что вновь мог видеть жену погасли. И лишь одно желание — увидеть детей.

— Да… Хорошо. Только прошу, не отчаивайся, Слав. Ещё ничего не известно, — взирала на него глазами, полными мольбы, но он-то знал, это всего лишь желание помочь, жалость, не более.

Хотела услышать, что ещё не всё потеряно, что он будет бороться. Хотела, чтобы успокоил и пообещал, что всё будет хорошо.

Только ему так нихрена не казалось. Он потерял всё. В один миг. За одну совершённую им глупость теперь будет расплачиваться вечно. И не только он. Его семья теперь обрела отца-инвалида. Грёбаную обузу.

Так и не дождавшись от него ни слова, Нина ушла. Ушла, оставив после себя лишь шлейф собственного запаха. До одури родного… Только он теперь не имеет права на неё. Всё проебал.

Зарычав, ударил по ноге кулаком и… Ничего не почувствовал. Бил снова и снова, мечтая о боли, но её не было. Ничего не было. Как будто он уже сдох, а тело больше ему не принадлежит.

— Твою мать! Твою мать! — с тумбочки посыпались фрукты, а мужчина схватился за голову, взвыв от боли.

*****

Нефёдов Илья Сергеевич

Илья Сергеевич осторожно постучал, открыл дверь палаты и прошёл вовнутрь.

— Не побеспокоил, Вячеслав Николаевич?

— Вы ещё кто? — мужчина нахмурился, выпил какую-то таблетку и поморщился. Не удивительно, голову ему капитально размозжили. Странно, что выглядит довольно неплохо. Обычно после таких травм так быстро не очухиваются, а в большинстве случаев и вовсе на тот свет отправляются. Крепкий мужик, сразу видно.

— Илья Сергеевич Нефёдов. Я…

— Ясно. Жена о вас говорила, — кивнул на стул. — Присаживайтесь.

Нефёдов скользнул взглядом по плечу Вячеслава, нахмурился. Неужели…

— А мы с вами раньше нигде не встречались?

Вячеслав прищурился, пожал плечами.

— Раньше мне не приходилось иметь дел с уголовным розыском.

— Нет, нет… У вас татуировка, — Илья Сергеевич постучал по своему плечу, обозначая место наколки. — Вы где служили?

— А-а-а, вы про это? — взглянул на синюю татуировку в виде парашюта с говорящей надписью «Никто, кроме нас» и до боли знакомая цифра. — Воздушно-десантные войска, двести сорок второй учебный центр в Омске. А что?

Нефёдов стукнул себя по лбу и захохотал.

— Ну точно же! Славка! А я то, дурак, думаю, что за фамилия такая знакомая! Славка! Варламов! Не помнишь меня, разве? Илья!

Варламов аж привстал, правда, тут же зашипел от боли и снова откинулся на подушку.

— Илюха? Дрищ, ты, что ли?!

Нефёдов хохотнул, бросился к бывшему сослуживцу.

— Ага, он самый!

Много лет назад эти двое были очень дружны. Варламов — до психоза принципиальный малый и Нефёдов — несчастный, худощавый паренёк, непонятно как попавший в десантуру. Видать, подполковник, над которым парень неудачно пошутил, отомстил и отправил пацана туда, где такого как он, должны были затоптать.

Так они и познакомились. Илью избивал один из вечных задирал, а Варламов вступился, ибо терпеть не мог несправедливость. С тех пор и дружили… Пока дорожки не разошлись.

Сейчас бы Илья Сергеевич ни за что не узнал старого друга, если бы не его наколка, которую сам Нефёдов Славке и набил.

— Слушай, ну поговорить нам однозначно есть о чём, — Варламов усмехнулся. — Только для начала сгоняй-ка в магазин за коньячком.

— А тебе можно? Слушай, я бы не против, но сам понимаешь…

— Как был ты ссыклом, Илюх, так им и остался, — поддел Славка, на что Нефёдов лишь засмеялся.

— Ох, подлец! Ладно! Сейчас всё будет!

*****

Нина

— Ура! Ура! Мы едем к папе! — Сын прыгал и радовался, подбрасывая своего солдатика до потолка.

Яна вела себя потише, но счастливую её улыбку трудно было не заметить.

Всё же они очень близки со Славой. Пусть он не лучший муж с некоторых пор, но отец замечательный. Нашим детям на него грех жаловаться. Да и вообще, иногда мне кажется, что его они любят больше, чем меня.

— Хорошо, я сейчас в душ забегу и поедем. Вы пока переодевайтесь.

В душевой кабине облокотилась о стенку, закрыла глаза, выдохнула. Сил не было совершенно. Словно меня выжали, как лимон.

Я не знаю, что будет дальше и когда наступит белая полоса, но уверена, что долго так не выдержу. Хотелось закрыться в тёмной комнате и просидеть там минимум неделю. И чтобы никого, кроме детей и Славки. Не того Славки, что предал меня, бросил. Не того, что ударил и обвинил в измене. А того, за которого замуж выходила. Который так сильно, так горячо любил меня. Моего Славки.

«— Мне не нравится это платье. Честно, Нин. Лучше переоденься.

— Варламов, ты с ума сошёл? Ещё утром ты сказал, что это платье тебе нравится, потому что я в нём выгляжу особенно обалденно!

— Вот именно поэтому ты его и не наденешь на прогулку!

— Слаааав… — я вздохнула, обняла мужа. — Ну ты что, опять ревнуешь, да? Дурак ты такой…

— Может и дурак. Только ты жена этого дурака. Всё, иди переодевайся. И не вздумай надеть тот красный сарафан, я его сожгу.»

Улыбнулась своим воспоминаниям и слёзы заструились по щекам. Почему всё изменилось? Когда это случилось с нами? С двумя влюблёнными, что так безумно умирали друг по другу?

Славка ведь жить без меня не мог. Его в бешенство бросала лишь мысль о том, что у меня может появиться другой. А как он радовался, когда я забеременела Яной. Да он ночами не спал, всё живот мой слушал. Когда впервые дочь зашевелилась в утробе, он чуть с ума не сошел от счастья. С тех пор мы начинали день и провожали его с рукой радостного папки на моём животе. Когда Яна родилась, я видела в глазах Варламова слёзы. Он плакал! Мой мужественный Славка рыдал!

Как же это произошло? Может моя вина в том, что не настояла тогда, не убедила, что на той даче ничего не было? Я ведь могла поговорить с ним. Но разве не пыталась? Пыталась. И что получила в ответ? Пощёчину. Словно и не было между нами доверия. Словно я не жена, что прожила с ним много лет, родила двоих детей, отдалась ему вся и полностью, а какая-то девка, вроде этой Лианы.

— Мам, у тебя всё хорошо? — Яна постучала в дверь.

Моя понимающая девочка. Как бы не было паршиво, когда у тебя есть такие дети, дышать становится легче только от одного их голоса.

— Да, солнышко, я скоро.

Наспех ополоснулась в душе, переоделась и к детям вышла с дежурной улыбкой, что уже, казалось, стала моей маской.