скажу — хороший белый гриб стремительно вырастает меньше чем за неделю. Поэтому складывается неприятная ситуация, что будь хоть тебе трижды самый разгар грибного сезона, а грибов на всех не соберешь. Спрос в землях дреговичей превышает предложение. Впрочем, к вышеназванному еще одна проблемка наслаивается — полное отсутствие дождя в здешней земле последние несколько недель. А любой грибник знает, что условие для хорошего роста грибов — хороший же дождь, еще лучше ливень. Не зря существует выражение — расти как грибы после дождя.

Как результат, у дреговичей с провиантом сейчас полная жопа — рожь толком не собрали, а ту, что собрали уже съели давно. Грибы тоже доедают, при этом запасов на зиму даже не заготовили. Впереди маячат жидкая похлебка из желудей, да дубовой коры. Никакого тебе белка или углеводов. И слово «голодуха» здесь наиболее подходящее.

Ну что, теперь понятно откуда появилась моя идея с грибами. Идя к Доброжиру, я прекрасно понимал, какие эмоции вызовет у головы огромная куча съестного, вываленная у его ног. Голова, хочет он того или нет, а к теме торга снова возвращается и продолжает меня прощупывать с разных сторон.

— Ну, Дрочень, расскажешь голове чего за грибы хочешь выручить? Какой торг желаешь провести? — с ленцой в голосе интересуется Доброжир, но тут же поправляется. — Это я так, ради любопытства спрашиваю если что.

— Ну… — протягиваю, делая вид, что раздумываю над ответом. — Тут такое дело в общем…

Доброжир вдруг меняется в лице, как будто прозрел, стоило ему увидеть мои колебания.

— Какое дело, стесняюсь спросить? А… погоди! Вот я дурак старый! Я, Дрочень и не понял сразу, а ты молчишь, как воды в рот набрал.

— Что не понял то? — задаю вопрос для порядка.

— То и не понял, что ты, Дрочень, губами со мной рассчитаться за заселение решил? — хмыкает самодовольно, с таким видом, будто раскусил меня, как грецкий оре. — Так сразу бы и говорил, что долг поселению возвращаешь. Ну… так себе у тебя идеи появляются. Ты это, поосторожнее может там? — Доброжир вымерил меня взглядом. — Паршивенько, однако, выглядишь, а все от того, что не тем делом занят, и если губы мне отдавать будешь, то самому жрать будет нечего. Завязывай.

— С чем завязывать то? — спрашиваю, как будто удивленно.

— С этим всем. Так с долгами не рассчитаться, — заверяет Доброжир, в своей привычной манере продолжая набивать себе цену. — Я что думаешь, не понимаю, что ты по округе побегал часок другой, губы надергал и все что было ко мне на горбу приволок? Смотри только завтра самому жрать будет нечего, за ночь грибы не вырастут.

— Неужто за меня беспокоишься? — подмигиваю, не удержался.

— Беспокоюсь я только о том, Дрочень, как бы ты не подох раньше, чем мне должок воротишь, — максимально честно отвечает Доброжир и продолжает. — А эти губы… я правильно понимаю, что их ты хочешь в долг свой перед поселением зачесть?

— Долг? — делаю вид, будто не понимаю, о чем говорит голова. — Какой ещё долг, Доброжир, брось, — отмахиваюсь, как будто какую ерунду от старосты слышу. — У меня до отдачи долга вашему поселению время ещё есть. Не долг отдавать я пришел. И не за торгом. Не к тебе по крайней мере точно.

— А зачем тогда? — Доброжир изумляется, мои слова ставят его в тупик.

— Да так, угостить губами тебя решил по доброте душевной, — наконец, я выдаю свою «домашнюю заготовку». — Не все ж нам обиды друг на друга таить. Будет тебе моей благодарностью за все сделанное, я человек благодарный и добром на добро отвечаю всегда. Губы отдаю тебе за бесплатно, с тебя ничего взамен не возьму.

— Как угостить? В смысле забесплатно? — переспрашивает голова, немного выходя из своего образа безразличия. Вопросы он скорее задает для себя, он как будто не расслышал мной сказанное или не поверил. — Ты хочешь сказать, что за так мне губы даешь? И ничего взамен не возьмешь?

— Не тебе, а поселению, — подтверждаю, что голова все правильно понял. — И ничего взамен мне не надо, это чистая правда.

— Брешешь! — выдает возмущенно, не удерживается.

Но надо отдать должное Доброжиру, он быстро берет себя в руки. Лицо снова ничего не выражает, разве что свою дебильную улыбочку нацепил, она у него похоже как защитная реакция. Вижу, что так и хочет спросить меня — ты дурак, Дрочень? Дурак не дурак, а ты, голова, не ведая для самого себя, на наживочку клюнул, крючок мой целиком заглотил. Продолжаю подливать маслецо в разгорающееся пламя интереса головы.

— Короче, Доброжир, заговорился я тут с тобой, — говорю, пожимая плечами. — Дел по горло, поэтому я пойду, все равно болтаем ни о чем.

С этими словами тотчас разворачиваюсь и собираюсь за правду уходить, оставляя грибы лежать в кучке на земле. Делаю несколько шагов — бьюсь о заклад, что не досчитаю до пяти, как голова меня окликнет. И ради интереса начинаю вести про себя отсчет.

Раз.

Два.

Три…

— А губы… — слышу голос Доброжира за своей спиной. Голова явно мнется, места себе не находит и чувствует себя не в своей тарелке, потому что ситуация пошла не по запланированному им сценарию. Что с этим делать он пока месть не знает. — Дрочень, ты губы забыл кажись, не станешь же ты их тут бросать…

— А мне они без надобности, — останавливаюсь, неряшливо оборачиваясь вполоборота, чтобы голова меня лучше слышал и видел гримасу безразличия на моем лице. — Не, ну если ты не хочешь губы для селения брать — не бери. У меня этого добра, как у тебя сена. Пусть валяются себе. А мне на торг пора, так что извини, пойду.

— Какой еще торг…

Я, конечно, не вижу Доброжира, но гарантирую, что голова сейчас ловит выпавшую на грудь челюсть, как только о торге заслышал. Не укладывается у него голове мозаичка, что я, поселившийся на болоте, буду с кем-то чем-то торговать. Если честно у меня то пока тоже не укладывается, но Доброжиру об этом вовсе не обязательно знать.

— Это я тебе по дружбе горсточку губов принес, а с остальными у меня натурой на торгу расчет идет, как полагается, — тотчас вворачиваю заготовленную фразу, улыбаясь еще шире и окончательно поворачиваюсь к Доброжиру, дабы видеть его рожу — голова оторопел, глаза как блюдца размером. Следом добавляю, тоже заранее подготовленное. — С теми торг у меня, кто решил по лету озаботиться на тему, что осенью жрать будет вместо желудей и дубовой коры. А то, что за меня беспокоишься, спасибо, но не беспокойся, голова, я то питаться