Олеся

С силой швыряю тарелку в мойку. Она рассыпается на осколки.

– Хватит! – рявкаю так, что мать замолкает.

Меня бы это удивило, если бы не владеющая мной ярость.

– За что ты меня ненавидишь? – бросаю гневно, – Что я тебе сделала?

Но она уже пришла в себя. И ринулась в бой.

– Ты как со мной разговариваешь? Ты в моем доме! Я – твоя мать! Имей уважение.

Я так долго его имела. Но больше не хочу. Я в ее доме. Потому что своего у меня, как оказалось, нет. Ничего у меня нет. Кроме сына.

– Ты даже мужика удержать не сумела. Он тебя выкинул как мусор! Ни работы, ни мужа. Как жить будешь? Не думай, что на моей шее! Замуж выходила, меня не спрашивала. А теперь прибежала словно побитая собака. Скоро сорок лет, а ума не появилось, – продолжает она.

Права она. Замуж я выскочила рано. От нее. От ее тотальной нелюбви.

А теперь вернулась. Потому что никому нельзя доверять. Муж променял тридцатипятилетнюю меня на двадцатилетнюю ляльку. А имущество переоформил, чтобы мне ничего не досталось. Обычная история. Мужики предпочитают "свежее мясо." И теперь в моем доме другая хозяйка.

У меня же ничего нет. Только шестнадцатилетний сын, который кроме меня никому не нужен.

Лицо у матери раскраснелось. На виске взбухла жилка. Ничего к ней не чувствую. Кроме пробирающей до самого нутра злобы.

– Пошла ты! – бросаю глухо и, не вытирая рук, устремляюсь в прихожую.

Срываю с вешалки куртку, засовываю ноги в кроссовки и вылетаю на улицу.

Там вдыхаю воздух с легким морозцем. Декабрь. Гляжу на гирлянды, переливающиеся вокруг. И становится горько во рту. И на душе.

Застегивая куртку, понимаю, что я выбежала в переднике. Хозяйка года, не иначе. Сдергиваю его и выбрасываю в урну.

Хватит, повторяю про себя снова. Я с ней не уживусь. Пора идти дальше.

Лишь еще раз посмотрю на мой дом. Под зеленой крышей. Который построили я и Савва. Для нас.

Нащупав телефон в кармане, вызываю такси. Пока жду, ругаю себя за мазохизм. Зачем мне это?

Я просто посмотрю. Еще разок. А потом – всё.

Странно, уже месяц прошел после развода. По дому я скучаю больше, чем по мужу. Бывшему. Дом – он родной. А Савва – предатель. И нет ему прощения. Да он и не просил.

Подъезжает такси. Сажусь сзади. Не хочу сидеть рядом с мужчиной. Все они... Кроме сына.

За рулем молодой парень. Кавказец. Чернявый. Пытается разговорить меня. Но я не отвечаю.

Улицу находит не сразу. Приходится подсказывать. Останавливается напротив дома. Не выхожу. Незачем мне туда идти. Савва замок сменил. Я только взгляну. Жадно смотрю на уютное строение, отделанное серым камнем, с зеленой крышей из профнастила. "Хороший мой, прости", – шепчу про себя, прощаясь с частичкой своей души. Там, всё как я люблю. В окнах нет света. Бывший муж и его пассия не дома. Веселятся. На моих костях.

Бросаю прощальный взгляд. Вот и конец моей семейной жизни.

– Поехали, – прошу водителя.

Что за издевательство над собой приезжать сюда?!

– Куда? – удивляется он.

– Туда, откуда Вы меня забрали.

– Ладно, – с заминкой отвечает.

Машина тормозит возле пятиэтажки матери. Таксист с подозрением косится на меня. Успокаивается лишь, когда отдаю ему за проезд. Выйдя из машины, замечаю знакомую высокую фигуру.

– Матвей, ты чего тут?

– Привет, ма, – наклоняется, чтобы чмокнуть меня в щеку.

Чувствую его прикосновение и, холод в груди становится меньше.

Все будет хорошо.

– Пойдем. Надо вещи собрать.

– Ты думаешь, так будет лучше? – спрашивает он.

– Ты хочешь с ней жить? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Она не хочет, чтобы мы с ней жили.

Да, вот именно такая извращенная форма у отношений в моей семье.

– Отец звонил?

– Нет.

Как он может? Как?

Ладно, я. Разлюбил, перегорел.

Но Матвей... Родная кровь.

Видно, может. Я совсем не знаю человека, с которым прожила столько лет.

Мы стоим еще несколько минут, вдыхая морозный воздух.

– Пора, – говорю сыну.

Мы поднимаемся по лестнице вдоль окрашенных зеленой краской стен. Сын открывает дверь своим ключом и, не успев переступить порог, слышим ядовитое:

– Явились. Что на улице – не понравилось?

Молчу. Не вижу смысла разговаривать. Если человек за столько лет ничего не понял, то и сейчас не поймет. Меня ничего не держит в этом городе. Мне пора найти свою жизнь. Она где-то потерялась.

Мы с Матвеем быстро собираем свой нехитрый скарб. Мать смотрит за нашими сборами с некоторой долей удивления.

– И куда вы на ночь глядя?

– Тебе не все равно? На твоей шее никто сидеть не будет.

Все, что осталось у меня после развода, умещается в двух чемоданах и дорожной сумке.

– Ой, непутевые! – восклицает она.

Но остаться не просит. Мы здесь ненужные.

– Пока, – говорит ей Матвей, выкатывая чемоданы из квартиры.

Я ничего не говорю. Ей не надо.

– Давайте, давайте, – подбадривает она нас, – Назад не торопитесь.

– Да не дай Бог, бабушка, – насмешливо замечает сын.

Она хочет еще что-то сказать, но я захлопываю дверь. Жаль, что ей не по носу.

И снова такси, которое везет нас на вокзал. У нас в десять вечера автобус. До Москвы.

Я нашла работу. Инструктором в спортивном центре. С довольно приличной зарплатой.

Все наладится.

Я покупаю билеты. Чтобы выжить, нам придется постараться. Но мы сильные. Справимся.

И, заняв свои места, я не ощущаю страха и неуверенности.

Закончился один жизненный этап. Начался другой.

А мусор я оставлю здесь. Где ему самое место.

В автобусе мне удается уснуть. Так легче добраться. Тем более что едем мы ночью, поэтому не вижу смысла любоваться пейзажами за окном. Они все равно скрыты мраком. Да и отдохнуть надо. Завтра у меня встреча с директором фитнес-центра, по итогам которой она решит, возьмет ли меня на работу. Сама себе я напоминаю парашютиста, который выпрыгнул из самолета и уже в полете обнаружил, что парашют он надеть забыл. Плохо, что вместе с собой я выбрасываю Матвея.