свете? Я знала, как он любит похвалу. Если бы он когда-нибудь и сделал анонимное пожертвование, то только ради налоговых льгот. По крайней мере, так мне казалось.

Но это был просто бизнес. Нельзя было винить Малкольма за это. В нашем мире бомбы не падали. Я хотела только, чтобы он любил меня и был мне верен. Хотела построить с ним совместную жизнь. Я хотела детей – чтобы доказать себе, что я способна позаботиться о тех, кого люблю. Мне не нужно было, чтобы он бросался за меня на взведенную гранату.

Но если бы мы оказались в подобной ситуации, закрыл бы он меня собой?

Папа, сложив руки на столе, уставился на коробку с пиццей.

– Последний кусочек. Кто-то на него претендует?

Я покачала головой:

– Уже наелась. От пуза.

– Я тоже, – сказала бабушка. – Бери.

Папа взял пиццу. Я выбросила пустую коробку в мусорное ведро. После этого убрала со стола тарелки и, загрузив их в посудомоечную машину, вернулась за стол.

Бабушка сидела, закинув ногу на ногу, и бросала на нас любопытные взгляды. Я подозревала, что всеми этими обсуждениями она надеялась отвлечь нас от того, о чем мы говорили раньше.

Потянувшись через стол, я сжала ее руку:

– Бабушка. Ты начала рассказывать нам важную историю – мы ведь понятия не имели, что у тебя была сестра-близнец. Ты не можешь на этом остановиться. Нам не терпится узнать, что случилось с Эйприл. Она пережила войну?

Бабушка медленно высвободила руку из моей хватки, задумчиво посмотрела в пустоту.

– Ты не хочешь говорить об этом, так? – проницательно заметил папа.

Она полоснула его быстрым взглядом:

– Если бы я хотела, то показала бы тебе эти фотографии много лет назад. – Ее слова были подобны удару хлыста по столу.

– Но почему ты их не показала? – осмелела я.

– Потому что это должно было оставаться тайной. Это касается только меня и моей сестры.

Она замолчала, но я решила не сдаваться:

– Эйприл не хотела, чтобы кто-то знал об этом ее романе? Она его стыдилась? Или она сделала что-то плохое?

Мои мысли метались во всех направлениях. Может быть, Эйприл принимала участие в тех зверствах, которые творились во время войны. А может, она просто закрывала на них глаза. Или даже предала Англию и пыталась каким-то образом помочь немецкой кампании.

Конечно, все это были пустые домыслы. Правду знала только бабушка.

– Да, она сделала кое-что плохое, – наконец ответила она.

У меня по спине пробежал холодок.

– Что именно? – хмуро уточнил папа.

Упершись ногами в пол, бабушка отодвинула свой стул назад.

– Вы от меня так просто не отстанете, да?

– Вряд ли, – виновато призналась я.

– Тогда пойдемте в другую комнату, – предложила она, обреченно вздохнув. – На диване будет удобнее.

У меня было отчетливое ощущение, что она тянет время. Хотя, вероятно, она просто знала, что рассказ будет долгим. Пока папа с бабушкой устраивались в гостиной, я решила сварить кофе.

Ожидая, пока он вскипит, я не могла оторвать глаз от сияющего кольца на моем пальце. Мне нравилось смотреть на него – я не сомневалась, что, если бы я стояла рядом с Малкольмом, когда он покупал кольцо, то выбрала бы именно это. Но я и близко не была так очарована тем, что оно символизировало, – жизнь, которую мне пришлось бы разделить с Малкольмом.

Странно. Два дня назад я думала, что больше всего на свете этого хочу. Свадьбы, романтики. Детей. Но теперь мне казалось, будто наши отношения пропитались ложью – и я пребывала в сомнениях.

Бабушка спрашивала, достоин ли он моей любви. Но откуда мне было это знать?

Возможно, в этом и заключалась проблема. Когда все хорошо, люди просто знают такие вещи. Верят друг другу без лишних пафосных слов. Именно такие чувства испытывала бабушка по отношению к своему первому мужу, Теодору?

Мне не терпелось узнать продолжение истории. Разлив кофе по трем чашкам, я взяла поднос и направилась в гостиную. Настала пора выяснить, что случилось с бабушкиной сестрой.

Глава 12

4 августа 1940 года

Вивиан ехала на велосипеде по центральной улице Лондона в западном направлении. Она звякнула колокольчиком другому велосипедисту, который, казалось, и не думал тормозить на перекрестке, как следовало по правилам. Наконец он все-таки остановился и крикнул ей:

– Прости, милая!

– Ничего! – улыбнулась Вивиан и нажала на педали.

Как странно было испытывать такую всепоглощающую эйфорию, проезжая на велосипеде мимо закрытых мешками с песком магазинов и офисов, под огромной тенью от заградительного аэростата, между зловеще скрипящими стальными тросами, удерживающими его на месте. Поводов для радости в мире оставалось все меньше. Весной Чемберлен ушел в отставку и премьер-министром стал Уинстон Черчилль. Германия вторглась в Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды и Францию, и у британских экспедиционных сил не было иного выбора, кроме как отступить с континента. В июне их эвакуировали с кусочка суши у Дюнкерка. Примерно в то же время Италия вступила в войну на стороне Германии, а Франция подписала мирный договор, позволив врагу оккупировать северную часть страны, в том числе Париж и все атлантическое побережье. Нацисты заняли почти всю Европу, и Британия осталась в гордом одиночестве против скалящей зубы с той стороны Ла-Манша военной машины Гитлера.

Вспомнив брошюры, которые разослали всем британцам после эвакуации войск из Дюнкерка, Вивиан принялась усерднее крутить педали. Людей инструктировали о порядке действий в случае германского вторжения. В последнее время все только и говорили, что о немецких парашютистах, которые падают с неба и притворяются англичанами. Граждан увещевали всегда быть настороже и с подозрением относиться к незнакомцам. И ни в коем случае не помогать немцам. Брошюры учили прятать еду, карты и велосипеды – и думать прежде всего о своей стране.

Тем временем Вивиан и знакомые ей девушки сдавали на пункты приема кастрюли, сковородки и предметы домашнего обихода, стремясь внести свою лепту в производство истребителей. Немецкие бомбардировщики перелетали через Ла-Манш в угрожающих количествах, и Королевским военно-воздушным силам требовалось как можно больше самолетов, чтобы сбивать их до того, как они успеют сбросить бомбы.

Еду выдавали по карточкам, с наступлением темноты нужно было соблюдать светомаскировку. И все же Вивиан чувствовала себя счастливой, проезжая на велосипеде по Крейвен-стрит. Здесь они с Теодором жили с тех пор, как поженились в октябре прошлого года.

Она была в приподнятом настроении, потому что возвращалась домой с хорошими новостями. Врач наконец-то подтвердил ее надежды. Она была беременна – уже больше двух месяцев.

Вивиан догадывалась об этом, но Теодору