усмехнулся старик. – Вижу – один. А что ж ты не спрашиваешь о моей компании?

– А зачем? – пожал плечами Лев Иванович. – Дело твое – одному прийти или с кем-то. Ведь это же ты назначил мне встречу, а не я тебе.

Старик опять усмехнулся.

– Ну, а о моей биографии не хочешь спросить? – поинтересовался он. – Ваш брат опер любит интересоваться на сей счет.

– Не хочу, – коротко ответил Гуров.

– Почему же?

– Потому что сегодняшний день всегда важнее вчерашнего, – сказал сыщик. – Какая мне разница, кем ты был вчера? Важно, каков ты сегодня.

– Да ты, начальник, прямо-таки философ! – хмыкнул старик.

– Да и ты не подарок, – хмыкнул в ответ Гуров. – Что ж, будем считать, что обмен любезностями закончился и стороны остались довольны друг другом. А теперь – к делу. Зачем звал?

– Торопишься, что ли? – спросил дед Тунгус.

– Нет, – ответил Гуров. – Можем даже прогуляться с тобой по этой дорожке. Хорошая дорожка, тенистая. А главное, никто нас не увидит ни с какой стороны. Подходящее место для всяких тайных дел – и хороших, и нехороших.

– Вона как, – протянул старик, внимательно глядя на собеседника. – Раскусил, стало быть, ты меня… Догадался, о чем я буду тебе говорить! Правильное, стало быть, мнение составила о тебе братва. Догадливый, говорят, этот сыскарь… Что ж, тем лучше. Догадливый, стало быть, не дурак.

– И на том спасибо, – усмехнулся Гуров. – Да только польстила мне твоя братва. Был бы я догадливый, давно бы уже нашел душегуба. Но вот пока не нашел.

– Это потому, что не там ищешь, – сказал старик. – И не так.

– Наверно, – согласился Лев Иванович. – А где надо? И как?

– Хорошие вопросы, – сказал старик на этот раз без всякой усмешки. – Глупый человек такие вопросы не задал бы. Глупый человек мне бы в ответ сказал: ты, Тунгус, старый каторжанин и не тебе, бродяге, меня учить. Так бы он сказал… А ты вона как…

– Все осторожничаешь, Василий Васильевич? – улыбнулся Гуров. – Все меня прощупываешь?

– А как же, – согласился старик. – А может, здесь такое дело, что оно касается моей жизни? Оно, конечно, драный рубль ей цена, моей жизни, я ее, считай, прожил, пора и умирать, а только смотря как умирать. Не хочется, знаешь ли, чтобы и меня шилом в спину, как ту старушку. Не по-босяцки это – шилом в спину.

– А что, возможен и такой вариант? – очень серьезно спросил сыщик.

– Да как сказать… – все так же неопределенно ответил Тунгус. – Мыслю, что все возможно.

– И почему же так?

– Так ведь напуганный волк кусает всех без разбору, – сказал старик. – Или не знаешь?

– Знаю, – сказал Гуров. – Встречался я с такими волками.

Они не спеша прошлись по дорожке, помолчали, а затем Гуров сказал:

– Значит, я ищу не там и не так. Да я и сам это чувствую. Я как слепая собака, которая наугад старается взять след.

– А ты перестань быть собакой и стань человеком, – сказал старик. – Тогда, может, и найдешь.

Гуров, услышав такие слова от старика, даже опешил. «Вот ведь как! – подумал он. – Перестать быть сыскной собакой и стать человеком! То есть взглянуть на ситуацию не как сыщик, а с какой-то другой стороны. С человеческой, с обывательской… я не знаю. Быть не сыщиком с его логикой и стандартными ухватками, а, скажем, превратиться в сентиментальную домохозяйку. А что? Иногда сентиментальная тетка способна замечать и понимать намного больше, чем самый матерый сыскарь. В общем, шире надо смотреть на мир, Гуров, а не катиться по узким рельсам! Ну, спасибо тебе, старик! Обязательно учту твое иносказательное пожелание!»

– Молчишь? – спросил дед Тунгус. – Это хорошо. Потому что, когда умный человек молчит, это означает, что он думает.

– Да, думаю, – согласился Лев Иванович. – Ведь и вправду – с житейской точки зрения я на это дело как-то и не удосужился взглянуть. И мои напарники тоже. Старушку убил залетный грабитель или даже маньяк, она что-то не поделила с родней – вот и все наши версии. И колотимся мы об них, как о каменную стену. Спасибо тебе, отец, за умное слово. Надоумил. Но, чувствую, ты еще не все сказал?

– Есть и еще кое-какие мыслишки, – лениво ответил старик, и эта его нарочитая леность вмиг вселила в душу Гурова осторожный оптимизм. Понятно, что самое главное Василий Васильевич приберег напоследок, а коль он говорит об этом нарочито ленивым тоном, то, стало быть, то, что он приберег, очень значимо и важно.

Гуров не стал понукать старика и требовать от него немедленного ответа. Он понимал, что коль уж старик начал говорить, то и продолжит свою речь, о чем бы она ни была. Так и случилось.

– Я думаю, командир, что ты это понимаешь и сам, но на всякий случай я хочу тебе сказать вот о чем, – начал старик. – Весь наш разговор, да и сама встреча должны остаться между нами. Ни в какие свидетели я к тебе не пойду. О нашей встрече знает еще хозяйка зоны, так ты ей растолкуй, что к чему. Потому что женщины – они в таких делах народ наивный и ничего не смыслящий. Вот ты ей и разъясни…

– Это само собой, – согласился Гуров. – И хозяйке разъясню, и сам буду молчать. Вот только мне непонятно, чего именно ты опасаешься.

– Я же сказал – раненого волка, – хмыкнул старик.

– Убийцу? – уточнил Гуров.

– Может быть.

– А еще?

– А еще – братвы. Тех самых старых пиратов, которых ты видел сегодня в дворницкой. Дураки они, конечно, но дурак, он всегда опаснее, чем умный. Видишь, командир, сколько у меня стариковских страхов? Вот потому и молчи. И хозяйке накажи то же самое.

– А братвы чего тебе вдруг опасаться?

– Так ведь пираты, – хмыкнул старик. – Ну и дураки, как было сказано. Вот, скажут, подстелился ты, Тунгус, под красноперых, вступил с ними во взаимодействие. А это нарушение бродяжьего кодекса, и за это полагается держать ответ. Слышал или нет о таком кодексе?

– Приходилось, – коротко ответил Гуров.

– Так вот… Это у современного блатняка никаких кодексов не водится, потому что они народ безрассудный и дикий. Для них сдать ментам кореша все равно что рюмку водки выпить. А мы старые бродяги, у нас – понятия. А я, стало быть, встретился с тобой и тем самым пошел супротив понятий. Такой поступок без последствий не остается… И что с того, что я поступил по совести? О совести в нашем кодексе не сказано ничего. Да и если бы было сказано, что с того? Дураки, разве они поймут? Значит, придется отвечать.