И улетел. (Это значило: завтра рано не встанете, форма 24 собьется…) У меня до сих пор мурашки по коже, когда об этом вспоминаю. Мы разлетелись.

8 октября

5:30. Подъем. Я включила обогреватель для воды, свет. Мимо летит Олег – вжух! Я кричу ему вслед: «Доброе утро, Олег!» Мне в ответ, хмуро: «Доброе утро».

6:30. За завтраком Олег начал нас отчитывать: «Я командир станции, я за всех отвечаю…» Я попыталась возразить: «Олег, ну мы же… у нас такой момент трогательный…» Он мне, резко: «Так, помолчи». Я в это время ела творожок. Мгновенно, как у ребенка, от обиды подступили слезы, я воткнула ложку в творожок – и в каюту. А она здесь же, рядом, недалеко я улетела! Закрылась с той стороны. Плачу, смотрю на себя в зеркало и вдруг понимаю, что слезы не текут! Это как у героинь Чехова: я плакала, мне обидно было, но как только я увидела, что у меня не текут слезы, я и забыла про конфликт. Вижу, что слез нет, а вместо них только пленка какая-то на глазах. Думаю: а как же я плакать в фильме буду?! И еще больше плачу, в зеркало смотрю. Вдруг стук в каюту и голос Олега: «Дверь открой». Я (гордо): «Нет, не открою!» А эту дверь можно открыть как с моей стороны, так и с другой – совершенно спокойно. Он мне: «Ты мне плакать тут будешь?» Я: «Буду! Потому что! Потому что…» Задвинула какую-то пламенную речь с пеной у рта. Олег выслушал и, улыбнувшись, сказал: «Где ж вы нашли такую упрямую?» В этот момент я поняла: «Ну всё, теперь мы точно подружимся! Мы в одной лодке».

7:16. Олег залезает в тренажер «Чибис». Ему надо готовиться к спуску, потому что он на МКС уже полгода, и у ребят идут каждодневные тренировки на дорожке, в «Чибисе» и на тренажере, который находится в американском сегменте.

7:32. Утром ребята заняты экспериментами. Мы с Климом снимаем. Сегодня – съемки операции, после обеда, когда наши космонавты выполнят основную часть работ по форме 24. Мы с Климом уже с вечера все развешивали и готовили стол для съемки в СМ. Пришлось побыть и декоратором, и реквизитором, и бог знает кем еще.

9:07. Разбираемся с космическими ботинками. У Новицкого еще одна тренировка на тренажерах, мы вовсю готовимся. Сегодня важный, ответственный для всех день – съемка операции.

11:25. Гримируюсь в своей каюте. Смотрю в маленькое зеркальце, в иллюминатор и все еще не могу осознать, что мы здесь.

12:29. Начало съемки операции. Совершенно безумное количество реквизита: инжектор, иголки, дренажи, салфетки, иглодержатели, скальпели, хирургические пеленки, жгуты, мешок Амбу, трахеостома. И это только одна десятая того, что задействовано в операции. В невесомости все улетает из рук. Страх потерять реквизит – дикий, ибо завтра продолжение съемок этой сцены, надо будет все повторить, иначе не монтажно.

Там, в космосе, ценность таких профессий, как реквизитор, скрипт-супервайзер (ассистент по сценарию), для меня очень возросла.

15:04. Свободная минутка, а значит, можно позвонить домой.

Смотрим, находимся ли мы на связи. Да! Счастливое редкое время.

19:27. Мы впервые в американском куполе. Красиво невероятно! Фоткаем предметы, которые взяли с собой как личные вещи, на фоне космоса.

20:15. В перерывах продолжаем снимать операцию, прерываемся на работу космонавтов по форме 24. Параллельно с Климом снимаем сцены, где в кадре только я.

21:00. Ужин в американском модуле.

Совместные ужины с иностранными коллегами – традиция на МКС. В один из дней либо мы прилетаем к ним в гости, в их модуль, либо они к нам. Мы собираем в сетки сухофрукты, печеньки, творог (коллеги очень любят наш творог), разогреваем банки с консервами и летим в гости. Нас ждут наши новые друзья: Тома Песке, Акихико Хосидэ, Марк Ван Дехай, Меган Макартур и Шейн Кимбро.

Еда у нас и иностранцев – разная, у них она в основном в пакетиках, у нас же – консервы: рыбные, мясные, рагу… Все прилетают в гости со своими ложками. Ложка на станции – это очень важная вещь, она у каждого – своя, в единственном экземпляре! Потерял ложку – больше не ешь.

Все висят вокруг стола, над которым летают банки с консервами, помидоры (да-да, там они тоже есть, их отправляют ребятам на станцию грузовиками), апельсины, соусы. Открываем консерву – она летит по кругу и каждый по очереди берет себе оттуда еду ложкой. У иностранцев есть хлеб, похожий на питу: мы вкладываем в него мясо, сверху выдавливаем кетчуп. Это все летает над столом, как вареники в «Ночи перед Рождеством» у Гоголя – сами залетают в рот! Мы развлекаемся – кидаем друг другу дольки яблока и ловим их ртом. Пускаем по кругу яства, болтаем на смеси русского и английского языков, хохочем. Ребята с интересом расспрашивают про наши съемки. Мы расспрашиваем про их модуль и восхищаемся красотой видов из купола.

На этих ужинах особенная атмосфера. Вся еда в такой компании кажется самой вкусной на свете. Я – в эйфории. Для меня это идеальная модель мира, где нет границ, нет языковых барьеров, где все делятся домом, хлебом и сердцем.

22:30. Эйфория продлилась недолго. Вернулись к нам, и я решила позвонить детям. Набрала на всякий случай, хоть и была уверена, что они уже спят. Трубку взяла Аня.

– Как дела? Почему не спите?

– Все хорошо!

– А где Маша?

– Она гуляет с собакой.

– Как это? У вас уже глубокая ночь.

– Ну, она вышла погулять.

– Аня, что случилось?

– Ну, она рукой ударилась, и они с папой поехали к врачу посмотреть, что с рукой.

– Маша сломала руку?

– Да! – выпалила Аня. – Уже гипс поставили, едут обратно.

Мне стало очень грустно. В такой момент мама должна быть рядом. А мама – в далеком космосе.

9 октября

5:00. Подъем.

5:49. Звоню домой, потому что понимаю: сегодня будет напряженный день и позвонить позже вряд ли получится. Съемки будут до ночи.

6:58. Грим. Попросила у ребят чистую футболку и шорты (потому что у меня закончились чистые вещи), чтобы было в чем спать. Антон нашел в сумке вещи, оставшиеся от американских астронавтов.

7:24. Снимаем операцию. Напряженно. Петя, Антон, Олег, я – все в кадре. Часть