После того как увезли раненого Макара, Тимофей занял выжидательную позицию между двумя дверями. Теперь он не доверял ни одной, ни другой и жалел, что обеим признался в своих высоких к ним чувствах. Недостойные девицы, презрительно хмыкнув, забаррикадировались в своих квартирах. Они пообещали, что если он станет к ним рваться, то немедленно вызовут милицию и сообщат, что Макар не сам упал с лестницы, а ему помогли. Против двух очевидцев не попрешь. Так Тимофей и остался на лестничной площадке.

Женщина всегда остается женщиной, сколько бы ей не было лет. Вера Семеновна, пожилая дама со второго этажа, была к тому же еще и одинокой. И она не смогла равнодушно пройти мимо бередящей душу картины – одиноко сидящего у дверей мужчины. Она забыла дома очки и видела лишь очертания мужской фигуры, но ей очень было интересно, не пенсионного ли эта фигура возраста. Как раз сейчас за чашкой чая они с приятельницей с четвертого этажа обсуждали ее личную жизнь и пришли к выводу, что ее как-то нужно обустраивать. Дети выросли и разлетелись из родного гнезда, муж слинял оттуда еще раньше. Он вел себя со своими женщинами, как кукушка: поживет недельку-другую у одной, подкинет ей ребеночка – и к следующей. Где он куковал на старости лет, ей было неизвестно, а она сидела в своем гнезде одна.

Вера Семеновна подошла к мужчине ближе и, остановившись от него в двух сантиметрах, повернулась боком. Так ему лучше должен быть виден ее греческий профиль, которым она гордилась. Мужчина на профиль никак не отреагировал. Это не смутило старушку, и она решила с ним заговорить:

– Мужчина, позвольте поинтересоваться, к кому вы пришли?

Тимофей поднял глаза и увидел старушку, которой он передавал шампанское и фрукты для Алины.

– Это вы?! – непонятно чему обрадовался он и встал.

Пожилая дама разочаровалась. Голос явно говорил о том, что субъект, сидящий между двух дверей, едва перешагнул тридцатилетний рубеж. Значит, притащился к одной из двух профурсеток, живущих на этом этаже.

– Помните меня? – продолжал радоваться Тимофей, – ночь, фрукты, шампанское?!

– За кого вы меня принимаете? – возмутилась было Вера Семеновна, но потом вспомнила о своем склерозе. Возможно, за эти праздничные дни она и подгуляла где-то совсем маленько. Милый мальчик, ночь, шампанское, фрукты кому угодно вскружат голову. Чего же теперь он от нее хочет? Боже мой, подумала пенсионерка, наверняка я наобещала ему безумной и страстной любви. Она приосанилась и поправила фланелевый халат.

– А почему не было цветов? – кокетливо заметила она, выдвигая вперед старую стоптанную тапочку.

– Я хотел, – начал оправдываться Тимофей, – но… – Он заметил странные маневры пожилой дамы и растерялся. Она сантиметр за сантиметром придвигалась к нему.

– И что же вас остановило? – голос стал грудным, пошло придыхание.

– Я не знал, что она любит, лилии или розы, – быстро нашелся Тимофей.

– Кто такая «она»? Зачем нам «она»? В связи с чем возникла эта «она»?

– В связи с моей с ней связью, – доложил Тимофей.

Вера Семеновна поняла, что склероз здесь ни при чем. И парень тоже. Ничего не было, к ее глубокому сожалению. Хотя она была способна на такие безумства, о которых не пишут даже в самых пошлых романах! В душе она все еще оставалась молоденькой Верочкой, бегающей на свидания и дразнящей мужчин своими стройными ножками. Говорят, старики часто впадают в детство. Вере Семеновне повезло больше – она впала в юность. Но этого, кроме нее, никто не хотел замечать.

– Я сегодня подарил ей розу, – оправдывался Тимофей, – но она все равно меня выгнала.

– Ей подарили розу! – всплеснула руками Вера Семеновна. – Но она вас выгнала! Неблагодарная!

Если бы ей кто-нибудь подарил хоть один задрипанный цветочек, она была бы счастлива. Девчонка, профурсетка, она не понимает, что после шестидесяти восьми лет цветов дарить никто не станет. Кроме детей и внуков, да и те принесут их только на могилку. Она должна радоваться каждой розочке, пока их получает.

– Неблагодарная, – повторила она и окинула юношу ободряющим взглядом.

– Они обе такие! – поддержал обвинение Тимофей и пожаловался: – Та тоже прогнала.

– Что делается! – жалела Тимофея юная пенсионерка, – я бы на их месте так не поступила. Я бы не стала гнать такого милого молодого человека с розочкой. Какое свинство в год Свиньи! Кстати, а почему девушек две, а розочка только одна? Нужно каждому рылу, то есть каждой девушке, по цветку, а то они могут подраться…

– Нет, драться они не стали, это я врезал одному, тому самому, который с ними обеими…

– Как интересно! – воскликнула Вера Семеновна, – с этого момента поподробнее. – И она увела Тимофея, захлебывающегося от желания с кем-нибудь поделиться накипевшим на душе, к себе.

Двери двух квартир на третьем этаже открылись одновременно. На лестничную площадку высунулись две хорошенькие женские головки, которые после обозревания окрестностей тут же скрылись назад. Через пять минут обе девушки при полном параде, в верхней одежде, будто по команде вышли на лестничную площадку.

– Ты к нему? – поинтересовалась одна.

– И ты? – вопросом на вопрос ответила другая.

– Поедем вместе, такси будет дешевле, – предложила одна, вторая молча кивнула.

Веселый разбитной таксист попытался поговорить с симпатичными девушками о всякой ерунде в надежде завязать с ними более тесное знакомство, но те молчали как рыбы. Даже не разговаривали между собой, что было очень странно, принимая во внимание их пол и возраст. Он понял, что затеял гиблое дело, после двух поворотов, потом молча и быстро доставил Алину и Машу до больницы, куда отвезли Макара. У входа девушки остановились.

– Сейчас медсестра начнет расспрашивать, кем мы ему приходимся. И только тогда решит, пускать нас или нет.

– Я думаю, после того, как она услышит, что я его невеста, вопросов, пускать меня или нет, у нее больше не возникнет.

– Ха! Я ему такая же невеста, как и ты, Сташевская! Еще посмотрим, кто кого куда пустит.

Алина поборола в себе чувство злости и представила Машку в виде огромной саблезубой акулы, которую запустили в домашний аквариум. Машка клацала острыми зубами, хватала пастью воздух, била хвостом, не поместившимся в воде, и пыталась проглотить маленькую золотую рыбку. Та только усмехалась и гордо проплывала мимо в нескольких сантиметрах от ее зубов. Как огромная акула смогла в ее воображении поместиться в аквариум, Алине было все равно. Живописная картина Машкино-акульего неблагополучия и бессилия вызвала приступ смеха. Алина рассмеялась и вошла первой.

Усталая медработница с белоснежном халате, резко контрастирующем с красным от повышенного давления лицом, говорившим о ее далеко не бальзаковском возрасте, сидела за стойкой, похожей на регистратуру в поликлинике. Заметив вошедших девушек, она подняла на них глаза и потянулась за очками.