— Мне надоели эти говорящие вещи, — пробормотал Люк сквозь зубы.

— Звонят! — сказал видеофон одновременно с ним. И так как не получил ответа от Люка, то заорал во всю мощь: — Кто-то пришел! Звонят!

— Я понял, — проговорил Люк.

— Ты ответишь или мне записать? — спросил видеофон.

— Кто это?

— Женщина, молодая.

— Какая она?

— Хорошенькая, немного похожа на твою бывшую, — заметил видеофон.

— Не самая лучшая характеристика. Тоже, наверное, истеричка. Ладно, давай.

На экране появилось приветливое лицо.

— Господин Люк Верлен?

— Это я. Что вам нужно?

— Меня зовут Иоанна Артон, я провожу опрос.

— Что за опрос?

— Мы собираем материал для усовершенствования словарного запаса эротического робота-женщины.

Камера видеофона медленно обвела грудь женщины, весьма аппетитную.

Люк смутился от такой инициативы, но про себя признался, что его интересовала именно эта часть.

— Я внизу, перед вашим подъездом. Можно мне подняться?

Люк почесал подбородок. Он жалел, что не брит, но вчера он вдребезги разбил свою электробритву, пожелавшую побрить его прямо за завтраком. Надо будет купить новую.

— Хорошо, заходите!

Белокурая девушка оказалась грабительницей. Едва дверь открылась, пистолет в ее руке нацелился на опрометчивого хозяина.

Не прошло и трех минут, как Люк Верлен оказался привязанным к стулу, а гостья принялась опустошать квартиру.

— Ну, что, господин Верлен, сейчас ты уже не так выпендриваешься, да? Как тебе без бронированной двери и камеры видеофона? — вкрадчиво спросила Иоанна Артон, грудь которой в действительности была еще соблазнительнее, чем на экране.

Она схватила тостер и бросила в сумку, затем взяла кофеварку.

— На помощь! — закричала та в панике.

— Черт, да ведь это та самая новая кофеварка, которая делает отличный кофе по-колумбийски, — заметила Иоанна.

— Да, — нехотя подтвердил Верлен.

— Ай! — вскрикнула Иоанна.

Дверь, ведущая в коридор, прищемила ей пальцы.

Бешеным ударом ноги она сбила ее с петель.

— Перестаньте, это всего лишь вещи, — сказал Люк.

— Бесчувственные вещи, так у вас есть душа? — вздохнула она, берясь за видеомагнитофон.

— Сейчас придет полиция, — предупредил ее Люк.

— Вряд ли. Они пришли бы, если бы видеофон их вызвал. Я оборвала провода.

И действительно, бедный видеофон все набирал и набирал номера полиции и пожарных, не замечая того, что отключен.

— Мне очень жаль, Люк, — прошептал он, так ничего и не добившись.

— Не переживай, Люк, мы найдем способ тебе помочь, — тихо сказал стул, к которому Люк был крепко привязан.

И стал потихоньку дрожать, отчего путы ослабли.

Перочинный нож уже был возле скрученных рук Люка.

— Тихо, это я. Делай вид, что ничего не происходит.

И нож бесшумно перерезал узлы.

Иоанна подошла к Люку. Она склонилась над ним с издевательской улыбкой. Он уловил запах ее духов и пота. Что она собирается делать? А она прижалась к нему и поцеловала долгим, страстным, нежным поцелуем.

— Спасибо за все, — выдохнула она, уходя.

Он заерзал на стуле. Тут нож наконец-то справился с веревкой. Люк рванулся вперед и упал, потеряв сознание.

Очнувшись, он ощупал болезненную шишку на макушке и окинул взглядом разгромленную квартиру. Двери сорваны с петель, нет ни тостера, ни кофеварки, ни будильника. Тишина. Он был один. Что же, радоваться теперь, что грабительница избавила его от несносных болтливых предметов, или сожалеть о них, пытавшихся ему помочь?

Нужно пройтись. Он не мог выносить этой пустоты и тишины. Он с трудом встал и взял куртку. Спустился в кафе. Место было спокойное и уютное.

— Вид у тебя не очень, старина, — заметил хозяин бара, толстый усатый человек, налитый пивом по самые глаза.

— Да. Я очень хотел, чтобы кое-что произошло. Это произошло, и теперь я сожалею.

— А ты чего хотел, парень?

— Не зависеть от говорящих вещей.

Стул, на котором сидел Люк, задрожал от смеха, к нему тотчас же присоединились другие предметы и клиенты бара.

— У тебя больше нет говорящих устройств?

— У меня все украли.

— Тогда ты остался совсем один. Я понимаю, как тебе грустно. Дай-ка я тебя угощу порцией, — сказал автомат, продающий орешки, опустил в себя монету в один евро и щедро протянул ему чашечку арахиса.

— Вот говорят, что ни одна вещь не может сделать вас совершенно счастливым, — пробормотала сахарница с дозатором. — Но я с этим не согласна.

— Я тоже, — подтвердила пепельница.

Грустный Люк Верлен ничего не сказал. Он пренебрег арахисом, подошел к большим часам и обратился к ним:

— Бесчувственные вещи, так есть у вас душа?

К его большому удивлению, часы словно проснулись. Они щелкнули и ответили слащавым женским голосом:

— Нет, не думаю. Мы просто вещи, сударь. Безделушки, придуманные бесталанными инженерами. Только электроника. Никакой внутренней жизни. Никакой.

— Йес, — подтвердил музыкальный автомат, — мы — всего лишь запрограммированные машины, только машины.

И он включил старый новоорлеанский джаз, такой грустный, что на глазах у сломанных часов и у большинства бутылок виски на полках выступили слезы. Казалось, что у всех вещей в баре приступ меланхолии. Да не может быть, одернул себя Люк. У них же нет души.

Люк вышел из кафе и увидел блондинку, ту самую, что только что его ограбила. Ну и наглость! Обокрала его да еще осмеливается торчать на месте преступления. Он вскипел, но тут же остыл. Губы его еще помнили о поцелуе. Ему захотелось поговорить с ней, он догнал ее и схватил за плечо. Она вздрогнула, но, узнав Люка, казалось, успокоилась.

— Посреди улицы вы револьвером махать не станете? — бросил ей Люк.

— Я-то нет, но у него своя голова на плечах.

Но револьвер не двигался, а спокойно дремал в ее кармане.

Люк не знал, что делать. Отвести ее в ближайший комиссариат полиции?

— Знаете, я не сержусь на вас за свои вещи. Я вам почти благодарен, — сказал Люк. — Ваш поцелуй…

— Что?! Поцелуй? — молодая женщина была раздражена.

Люк колебался. Он никогда не приставал к женщинам на улице, но тут, надо признать, были особые обстоятельства.