Она налила спирт в стакан. Он выпил, не глядя на нее, и лег снова, и снова закрыл глаза. Ольга села на край кровати. По-прежнему не открывая глаз, он взял ее руку, поднес к своим губам. И вдруг порывисто сел и обнял Ольгу так крепко, что у нее занялось дыхание.

– Вам нельзя так резко… – пролепетала она.

– Я люблю вас, – тихо сказал он. – Но лучше вам уйти.

– Почему?! – спросила она задыхаясь.

– Вы не поняли? Я убил человека. Только что.

– Он напал на вас?

– Да. Он агент секретной службы. Набросился с отмычкой. Но для вас это не имеет значения.

– А что же имеет?

– Что я его убил. И не надо вам быть со мной.

– Его… не найдут? – тихо спросила Ольга.

– Надеюсь, нет. Он… в лесу. К тому же он не только секретный агент, но и просто уголовник. И задолжал одному серьезному вору.

– То есть на вас не подумают? – уточнила Ольга.

– Оля, – поморщился Незнамов, – еще раз повторяю: дело не в этом. Просто я не тот человек, который имеет право осложнять жизнь такой девушки, как вы.

– Я люблю вас, Алексей Сергеевич, – глядя в его глаза прямым взглядом, сказала Ольга. – И я уверена, вы сделали то, что было нужно.

Это в первый раз ей показалось, что она задыхается в его объятиях. А теперь она поняла, что только в них и дышит.

Если бы отец был жив, то Любке, может, не было бы так страшно. Хотя, если рассудить, чем помог бы им отец сейчас, когда все люди кругом, кажется, сошли с ума?

С того дня, как он умер, прошло больше полугода, но Любка помнила тот день так ясно, как будто это было вчера.

Отец лежал на топчане, и глаза его были закрыты. Ванга сидела рядом и держала его руку в своей. Она держала ее так, как не держат руку мертвеца, и только по этому жесту сестры Любка понимала, что отец еще жив.

– Прости меня, Ванга… – вдруг, не открывая глаз, проговорил он. – Если можешь…

– За что ты у меня прощения просишь, папа? – покачала головой Ванга.

– Я тогда попросту рассудил… А попросту нельзя… Домой вернуться… заставил тебя… – С каждым словом выходила из него жизнь. – Счастье твое, любовь… я разрушил, дочка…

– Не надо, папа. – Ванга говорила с таким отчаянием, словно и ее жизнь вот-вот кончится. – Ты не виноват. Такая моя судьба.

– Судьбу нельзя узнать… Ни свою… ни чужую…

– Узнать можно, – задумчиво проговорила Ванга. – Переменить – можно ли?

Отец неожиданно открыл глаза. Они смотрели так ясно, что у Любки мелькнула в голове мысль: может, он выздоровел?

– Прости меня, – сказал отец.

И умер.

За такими невеселыми воспоминаниями Любка не заметила, как добежала до дому.

Еще с улицы она увидела, что к Ванге пришли соседки. На дощатом столе, врытом в землю под зацветающим абрикосовым деревом, стоял кувшин с вином и яблочный пирог.

Гостьи, правда, уже собирались уходить.

– Спасибо, Ванга, – сказала Петка, вставая из-за стола. – И ничего-то у тебя нету, а гостям всегда почет.

– На здоровье, – ответила Ванга. – Я люблю, когда в доме люди.

– Надо б вам крышу подлатать, – оглядывая покосившуюся хибарку, заметила Милана. – Мы с Миланом в апреле строиться начнем, заодно и вам поможем.

И тут лицо Ванги совершенно переменилось: приветливое оживление исчезло с него, все черты застыли.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Милана.

– Не будет в апреле стройки, – глухо проговорила Ванга.

– Почему? – удивилась Милана. – Мы уже и деньги собрали на новый дом.

– Война придет. Сюда, к нам. В сорок первом году. В апреле.

– Господи… – быстро перекрестилась Петка.

И сразу же движения женщин стали торопливыми, даже суетливыми.

– Пора нам, Ванга, – быстро проговорила Милана. – Засиделись, а дома работы невпроворот.

Они быстро вышли из двора, даже не поздоровавшись с Любкой.

– Ванга! – воскликнула та, подходя к столу, за которым неподвижно сидела сестра. – А как ты узнала?

– Что?.. – вздрогнула Ванга.

Она словно очнулась от забытья. Лицо ее снова стало оживать.

– Про войну, – сказала Любка. – На базаре что творится, если б ты видела! Люди все подряд метут! Дерутся даже. И все про войну говорят. Знать бы, говорят, когда начнется…

– Это, я думаю, многие знать хотели бы, – задумчиво произнесла Ванга.

Ольга стояла перед зеркалом и пыталась застегнуть жемчужное ожерелье, которое Алексей полгода назад подарил ей на свадьбу. Застежка была замысловатая, и Ольга сердилась: из-за такой ерунды опоздают в ресторан! Живот ее сделался большим как-то сразу, вдруг, и ходит она теперь из-за этого совсем медленно… А фон Дидерикс, пригласивший их сегодня на ужин в честь приезда его друга, это один из самых респектабельных клиентов, благодаря которому едва ли не все немцы, работающие в Софии, посещают кабинет доктора Незнамова. И он может воспринять их опоздание как неучтивость.

– Алеша, помоги, пожалуйста! – громко позвала Ольга.

Квартира, которую они сняли после свадьбы, была не роскошна, но просторна. Алексей ожидал в гостиной, когда жена оденется.

Услышав Ольгин голос, он зашел в спальню.

– Ты почему так волнуешься? – спросил он, застегивая ее ожерелье.

Все-таки плохо, когда муж видит тебя насквозь! Или он просто заметил, что руки у нее дрожат?

– Какие-то дурные предчувствия… – пробормотала Ольга. – Извини.

Алексей притянул жену к себе.

– Что ты, Оленька? – спросил он.

Она вдруг отстранилась и быстро вышла из комнаты.

Когда Алексей пришел вслед за нею в гостиную, Ольга стояла у окна и изо всех сил старалась, чтобы слезы, которые уже поднялись к горлу, не хлынули бы у нее из глаз.

– Оля, объясни мне, что случилось, – сказал Алексей.

Все-таки напрасно она напрягала волю: когда обернулась к мужу, глаза ее из-за слез были похожи на лужицы.

– Алеша, почему ты не доверяешь мне? – спросила она.

Ольга давно уже заметила: единственное, что приводит мужа в растерянность, это ее слезы. А сейчас лицо его сделалось не просто растерянным, но к тому же расстроенным. Она совсем не хотела этого, но раз уж так получилось…

– Ты идешь на что-то опасное, я же вижу, – сказала Ольга.

– Мы, – помолчав, произнес он.