в программу классического образования в Итоне. Гейб сидел к Алистеру спиной, пока британец расставлял элементы на столе, и пытался сосредоточиться. Алистер предложил для начала прислушаться к любым переменам — проверить, притягивает ли безбилетника какой-то из элементов.

Сперва Гейб чувствовал себя невероятно дремучим: будто он слишком пьян, чтобы отличить хорошую текилу от дизельного топлива. Но постепенно начал замечать мелочи: у воды был вкус, она утоляла жажду и вызывала определенный интерес у безбилетника. Веточка пахла глиной и представлялась ему крепкой и тонкой. Ладно. Он справится.

— Молодец, — сказал Алистер, когда Гейбу удалось успешно определить воду, землю, дерево, кровь, хлопок и огонь подряд. — Теперь перейдем к талисманам.

Зарядка амулетов — вот когда безбилетник устроил Гейбу ад.

Первый талисман, который, как утверждал Алистер, на час способен унять потребность во сне и взбодрить кровь, проявил характер, когда Гейб попытался его активировать. А может, это безбилетник взбрыкнул — Гейбу не хватило терпения разобраться с этим.

— Кажется, он работает наоборот, — пробормотал он сквозь внезапный приступ кофеиновой мигрени.

— Продолжайте. Это очень просто, когда приспособитесь. — Алистер вернулся к выпивке и наблюдал, будто активация талисмана — новая излюбленная забава в модном загородном клубе.

Совершив еще пять безуспешных попыток и истощив запас ругательств, Гейб пробудил талисман к жизни. Он и впрямь почувствовал себя лучше: не так, будто выспался за ночь, но, пожалуй, как после не слишком крепкой кружки кофе.

— Погодите. — Гейб уставился на амулет в руке. — Большинство посетителей Джордан... Я думал, они покупают уже заряженные талисманы. — Она давала ему несколько, утверждая, что не нужно ничего делать для их активации.

Алистер улыбнулся, сделав очередной глоток.

— Ах да, что ж... У меня были версии насчет вашего «состояния». Оказалось, я был прав: вы действуете как очень слабый источник энергии.

— Так я ваш новый подопытный зверек. Мило.

Алистер пригнулся, когда Гейб бросил талисман ему в голову.

— Вот что. У вас такие успехи, давайте отпразднуем их в «Водолее»!

Гейб подался вперед.

— Сейчас семь утра.

— Самое время для чудесного завтрака у Джордан.

***

Прага выглядела совсем иначе сквозь новые настройки Гейба. Она ощущалась иначе. Будто тонкий слой советской пыли стерся и показал древний город во всей красе. Прага жила, шумела, требовала его внимания. Чем больше он практиковался с Алистером, тем больше обнаруживал тонких различий среди металлов, камней и даже почв из разных областей, тем больше буйство цвета и шума обретало в его представлениях четкие очертания. Он бродил по саду элементалей, которым была Прага, и восхищался каждым лепестком.

«Я смогу жить с этим», — осмелился подумать Гейб. Хотя ни один волшебник, с которым он общался, не знал, что «это» было. Он почуял памятник из гранита и кварца недалеко от американского посольства, впитал в себя мелкую россыпь минералов и тонкий каменный резонанс, запив их струйкой энергии из ближайшей силовой линии. «Я выживу. Даже буду процветать».

— Ух. — Джошуа уставился на него, когда Гейб прибыл на работу в понедельник. — Твое лицо.

Гейб схватился рукой за щеки. Он не забыл побриться.

— Что с ним?

— Ты не хмуришься. — Джош ухмыльнулся. — Это... странно.

Гейб был не прочь привыкнуть к странному.

***

Драгомир: доволен и выдает приличные разведданные. Пока ничего слишком уж пикантного, но лучшие агенты — это устойчивая утечка, ничего чрезмерно вопиющего, ради чего пришлось бы вызывать водопроводчика, — так, редкие капельки в течение многих лет.

Андула: пропала с той ночи, как он преследовал ее с Морозовой по городу. Это беспокоило Гейба. Он бродил возле университета, заметил стайку друзей, которых видел с ней на лекции, — место Андулы пустовало. Будто они ожидали ее и привыкли выстраивать вокруг нее свою жизнь. Какого черта Морозовой от нее нужно? Должно быть, это кагэбэшные дела: ведь Алистер упомянул бы, будь это связано со Льдом? Разумеется, Морозовой не требовалось прилагать столько усилий для вербовки Златы, только чтобы так быстро ее похитить.

Но, может, вербовка прошла не так, как Морозова планировала. Может, Андула испугалась: не ожидала привлечь внимание резидентуры — и сбежала. Куда? Он вынул досье, которое завел на нее (и так и не закончил заполнять), и принялся искать зацепки. Может, она вернулась к маме, на ферму на западе Чехословакии...

Джош за своим столом поднял бровь.

— Это досье той студентки?

Гейб быстро взглянул на него.

— Мне пришла мысль...

— Я начинаю думать, что ты влюбился. — Джош расхохотался, его глаза блеснули. — Мы прочесали полгорода — и ничего. Извини, Гейб, но это висяк.

— Она пропала. Не показывалась на занятиях неделю. Ты не считаешь это подозрительным?

— Возможно. Но версий много. Например, она одумалась и не хочет продавать своих соотечественников русским.

— Они могли что-то с ней сделать, — возразил Гейб.

— И ты ничем не можешь ей помочь. Это вне нашей юрисдикции. И знаешь, где еще не появлялось ее имя? — Джош стукнул кулаком по стопке бумаг, над которыми трудился. — В списке гостей для вечеринки в честь дня французской культуры. Ты ведь это мне поручил?

Гейб посмотрел на открытую дверь кабинета Драммонда, где Фрэнк изучал последние телеграммы из штаба. Пока начальник доволен, но Гейб не мог избавиться от воспоминания, как он потел во время их беседы сразу после провала с Драгомиром — как тогда Фрэнк его назвал? Большой тупой лабрадорихой?

Джош прав: он не мог таскать одну и ту же палку вечно. В их кругах память слишком коротка, чтобы долго кичиться вербовкой Драгомира. Если он собирался заняться Андулой, ему придется делать это в свободное время — время, которое требовалось ему для восстановления своей репутации в пражской резидентуре.

— И? — спросил Гейб. — Нашлись гости, которые тебя заинтересовали?

Покуда безбилетник вел себя прилично, он намеревался выбить столько побед, чтобы даже в Лэнгли забыть не смогли.

***

Безбилетник в голове Гейба был настороже, настраивался на окружающий мир, будто осматриваясь и принюхиваясь к вечернему воздуху.

Гейб остановился у подножия Карлова моста. Натриевые фонари горели вдоль берегов, отбрасывая свет на булыжную мостовую, крыши из глиняной черепицы и пятна грязи в сугробах у дороги. Но нет, что-то еще было здесь — что-то, чему тут не место. То же тупое, пульсирующее чувство, которое он так сильно ощутил, когда следил за Андулой и Морозовой — только теперь он был лучше подготовлен, чтобы отфильтровать