постоялец! Сам невесть откуда, так еще и ведьму приволок! Ребятишки пойдут, тоже у кожевника жить станут?

Не готов Рьян оказался лишь к одному. Что Рад деловито выглянет в окно, посмотрит на лесовку, играющую с драчливым петухом, и скажет:

– А что бы и нет? – Усмехнется и добавит: – Тебя я бы еще подумал выкинуть, а красивой девке отказывать негоже.

И так сказал, подкручивая усы, что Рьян чуть было не послал Рада туда, куда своим ходом не отправляются. Но делать нечего… Однако ж последующие дни северянин следил за Йагой зорко. Чтобы и наедине с усмарем не оставалась, чтобы на торг одна не ходила. Но поди уследи за молодой любопытной девкой! За ней и со здоровой ногой не угонишься, не то что с лубком! Так и вышло, что меньше чем через седмицу Рьян вернулся от купца, которому отволок добрую охапку кож, и колдовки не застал.

Обыкновенно лесовка хлопотала по дому: готовила, чему несказанно радовался бобыль Рад, мела пол, вышивала. Нынче же уголок в кухне, где она любила сидеть, поджав под себя ноги, пустовал.

– Где? – только и спросил рыжий.

Рад по обыкновению низко склонился над станком и близоруко щурился. Не сразу понял, о чем спрашивают. А когда понял, уставился на пустующее место в недоумении. Лишь спустя четыре удара сердца припомнил:

– А! Сказала, оладьи поставить хочет. К коровнику… За простоквашей… Не мешай!

И снова уткнулся в работу. Северянина же ровно ужалили. Подумаешь, отправилась девка к молочнику! Тоже дело! Но отправилась одна, по селению, в котором некогда напугалась мало не до полусмерти. И ведь наверняка найдет беду, в которую можно ввязаться! Как пить дать найдет! И глаза-то у нее звериные, колдовские. Ну, как кто-то приглядится и доложит Посаднику? Он ведь колдовства не любит еще сильнее, чем Рьян, не задумываясь, велит голову отрубить!

О том, до чего же глупо переживать за дочь леса и следить за каждым ее шагом, Рьян рассуждал уже по пути. И, хромый, спешил так, словно за пятки его кусали, аж налетел на какую-то нищенку возле дома и с усмешкой отмахнулся от последовавшей ругани. Вот только норовистый северянин и подумать не мог, что беда поджидала вовсе не легкомысленную ведьму, а его самого. Да еще и от того, о ком он думать давно забыл.

Дни становились мрачнее, и уже к обеду низкие плотные тучи окончательно прятали светило. Мелкая ледяная морось все чаще чередовалась с колю чими снежинками, а дороги под копытами лошадей превращались в сплошную кашу. Все, кроме главной улицы с мостками, разумеется. Но ее жрец велел лишний раз не топтать и не пачкать. Приходилось неуклюже скакать через лужи и плясать по скользкой грязи, чтобы не упасть навзничь на радость мальчишкам. Вот смеху-то будет! Потому Рьян и не обратил внимания на того, кто ежился от холода возле пекарни. А вот тот или, точнее сказать, та заметила его издали. Заметила и бросилась наперерез, разбрызгивая лужи.

– Ах ты вредитель! Рожа твоя бесстыжая! Чтоб тебе пусто было, чтоб браги в праздник не выпить, чтоб клопы заели, чтоб чирьи одолели!

Увернуться от бабы означало бы прыгнуть в сточную канаву, поэтому Рьян остался стоять, опираясь на костыль. Тетка была дородная и низкорослая. По меркам черноборцев, прямо-таки красавица с соболиными бровями, крупными ладонями и высокой грудью. Северянин даже подумал, что раньше вполне мог бы улыбнуться бабе. Наверняка та была хороша, когда не орала, как бесчестная торговка, а трепетала ресницами и перекладывала косу с плеча на плечо. Нынче же он лишь рассеянно отметил, что баба ничего такая, и собрался уходить. Но крикунья вцепилась в палку, что заменяла северянину больную ногу.

– Куда?! Да я глазья твои нахальные выцарапаю! Язык твой болтливый вырву!

Пришлось до боли стиснуть теткино запястье, чтобы не содеяла обещанного. И спокойно спросить:

– Тебе чего, болезная?

Тетка показалась северянину смутно знакомой, но Чернобор город маленький, а к Раду за кожа ми ходил каждый первый. Небось, там и виделись. А баба завизжала пуще прежнего:

– Мне чего?! Мне! Ты глаза-то разуй, харя поганая! Вот и не стыдно!

Стыдно Рьяну не было, если уж по-честному, вообще никогда. И виниться перед скандалисткой он не собирался. Однако присмотрелся и вроде припомнил.

– Ты, что ли, эта… Как тебя?

Память упрямо не желала выдавать имя, зато обнаженную грудь и округлые бедра подкидывала услужливо. Надо сказать, выглядели телеса без одежды не хуже, чем в ней.

Тетка всплеснула руками.

– Забыл?! Забыл меня, лживая твоя рожа?! А как в конюшне тискать, так хорошо помнил! И ладушкой звал, и любушкой!

Рьян смущенно кашлянул. Теперь-то он сообразил, что за тетка его выследила! Но тогда, в конюшне, он тоже знать не знал ее имени. Потому и звал ладушкой.

– Запамятовал, – честно признался он. – Прости, красавица. Чего надобно?

– А то ты не знаешь!

– Вот уж не ведаю.

Ладушка-любушка сорвала с головы платок и кинула под ноги. Платок, как успел подметить Рьян, завязан был узлом вперед – мужняя.

– Ты, дурья твоя башка, мужу моему все рассказал!

– И в мыслях не было!

То была чистейшая правда: северянин болтлив не был, а уж до любушки и ее рогоносца ему и вовсе дела не было.

– Что, похвалился, ащеул? А мне теперь хоть в петлю!

– Да больно надо. Знать я твоего мужа…

И вот тут Рьян вспомнил. И шестерых мужиков, что хорошенько отмудохали его в лесу. Он тогда уцелел чудом, думал, все нутро отбили. И то, что один из них был мужем любушки. И что Рьян в порыве гнева действительно ляпнул лишнего. Он виновато кашлянул. Кривая ручка костыля вдруг показалась донельзя любопытным зрелищем, век бы рассматривал.

– Он же меня колотит теперь! На, погляди!

Ладушка закатала рукав и сунула Рьяну под нос руку. На предплечье темнело четыре синяка от пальцев. Северянину стало еще гаже.

– Помнится, на конюшню не я тебя, а ты меня потащила.

– То дело прошлое, – отрезала тетка. – А нынче меня муж того гляди убьет!

– Ну а от меня ты чего хочешь?!

– Так ты мужик! Иди разберись!

Северянин неосознанно приложил ладонь к животу, по которому его рогатый муж с друзьями били всего больше.

– Угу, разобрался уже один раз…

Смекнув, что криком да угрозами делу не поможет, любушка пустила слезу и заканючила жалостливо-жалостливо:

– Колотит он меня что ни день! Единый раз Лихо попутало, оступилась, а теперь он мне этого никогда не забудет! В могилу сведет! По твоей вине!

– Ну нет!

Будь при северянине две