Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы заносим продукты в хижину. Я с нетерпением жду чая. Мать довольна, что я купила сахар. Кукурузная мука в магазинах появилась, а вот сахара нет. Лкетинга вместе с двумя товарищами смотрит на машину как на чудо. Мать оживленно болтает со мной. Я ничего не понимаю, но она выглядит счастливой, потому что когда смеюсь я, она делает то же самое.
В тот вечер мы ложимся поздно, потому что все слушают рассказ о моих приключениях. На эпизоде с буйволами лица у всех становятся очень серьезными, а мать бормочет: «Enkai, Enkai»[11].
Вскоре приходит старший брат со стадом коз и присоединяется к разговору. Мы обсуждаем многое. Решено, что лендровер нужно охранять, чтобы его не угнали и не разбили из злых побуждений. Лкетинга хочет провести нашу первую ночь после разлуки в машине. Я представляла себе встречу по-другому, но не слишком расстраиваюсь. Я вижу, что он мною гордится.
На следующий день Лкетинга хотел бы отправиться в путешествие и навестить своего сводного брата, который присматривает за коровами в Ситеди. Я пытаюсь объяснить, что мы не можем совершать дальние поездки, потому что у нас нет запаса топлива. Сейчас в машине половина бака – этого хватит только на дорогу до Маралала. Он весьма расстроен этой новостью. Мне тоже жаль, что я не могу свободно гонять на моем лендровере, но приходится принимать жесткие решения.
Через три дня нас посетил помощник шерифа. Он разговаривает с Лкетингой и матерью. Я понимаю только два слова: mzungu и «машина». Но речь идет обо мне. Он выглядит нелепо – зеленая форма висит на нем, как на вешалке. Только винтовка придает ему важности. По-английски он не говорит. Он желает видеть мой паспорт. Я предъявляю документ и спрашиваю, в чем проблема. Лкетинга переводит, что я должна зарегистрироваться в офисе в Маралале, потому что европейцам не разрешается жить в хижинах.
Планы на будущее
В тот же день Лкетинга и я, при участии матери, решаем, что нам нужно пожениться. Местный шериф считает, что отношения нужно зарегистрировать в Маралале, потому что брака, заключенного в соответствии с местными традициями, недостаточно. Когда все обговорено, он хочет, чтобы его отвезли домой. Для Лкетинги это само собой разумеется, ведь шериф уважаемый человек, но я уже замечаю, что тот беззастенчиво этим пользуется. Завожу мотор, случайно смотрю на датчик топлива и с ужасом понимаю, что бензин почти на нуле, хотя машина не использовалась. Я не могу это объяснить.
Мы трогаемся. Шериф расположился на переднем сиденье, Лкетинга – сзади. Я считаю, что представитель местной власти ведет себя бесцеремонно, – в конце концов это наша машина, – но пока ничего не говорю. Тем более что Лкетингу это как будто совсем не волнует.
Мы приехали. Выходя из машины, шериф с самодовольным видом объявляет, что через два дня ему нужно в Маралал, а так как мне все равно придется разбираться с документами, мы могли бы взять его с собой. Вообще-то срок действия моей визы истекает только через месяц.
Вернувшись в хижину, я понимаю, что с таким количеством топлива мы до Маралала не дотянем, и хочу выбрать более длинный, но более легкий маршрут. Я отправляюсь к миссионерам. Дверь открывает отец Джулиано, и на этот раз он чуть более вежлив. Я рассказываю ему о проблемах с бензином. Когда он интересуется, каким путем я приехала, отвечаю, что через лес. Впервые, как мне кажется, он проявляет ко мне внимание и уважение: «Эта дорога очень опасна. Больше там ездить не стоит». Затем он предлагает пригнать машину, чтобы он мог взглянуть, что там с топливным баком. Когда я пригоняю лендровер, святой отец сразу находит причину проблемы. Бак практически болтается по земле, и из-за трещины, появившейся при поломке, бензин испаряется. Теперь ясно, почему я цеплялась за камни.
В ближайшие дни отец Джулиано приварит бак. Я очень ему благодарна. Он спрашивает, где я живу, и желает мне сил и терпения. Он говорит, что бензин в Маралале бывает не всегда, поэтому мне лучше взять двухсотлитровую канистру или даже две и сдать их ему на хранение, потому что он не всегда сможет продавать мне свой бензин. Я рада такому предложению – теперь я могу оставлять машину в миссии, что гарантирует ее сохранность. Правда, я с трудом убеждаю в этом Лкетингу – он не доверяет даже святым.
Следующие дни проходят спокойно, единственное – каждый день появляются новые люди, которых интересует, когда мы собираемся в Маралал. Все хотят поехать с нами. Теперь, когда хоть у одного самбуру появилось транспортное средство, все считают его своим. Мне снова и снова приходится объяснять, что я не горю желанием сажать в машину двадцать человек и везти их по плохой дороге.
Путешествие начинается, конечно же, с местного шерифа, который сам берется определить, кому ехать с нами. Разрешено только мужчинам, женщины остаются. Я вижу одну из этих женщин, у которой в канге висит ребенок с сильно гноящимися глазами, и спрашиваю, зачем ей в Маралал. «В больницу. Здесь нет лекарства», – потупившись, отвечает она. Я разрешаю ей присоединиться к нам.
Когда шериф собирается занять место рядом со мной, я набираюсь смелости: «Это место Лкетинги». Он подчиняется, но отныне я не вызываю у него симпатии. Поездка проходит хорошо, в машине много говорят и поют. Для большинства людей это первая поездка в жизни. Мы трижды пересекаем реку, поэтому без моего вездехода не обойтись. Тем не менее мне приходится усиленно сосредоточиться на дороге: она полна ям и рытвин. Путь кажется бесконечно долгим, а бензин быстро расходуется.
Во второй половине дня мы добираемся до Маралала. Высаживаем пассажиров и едем прямиком на заправку. К моему великому разочарованию, бензина до сих пор нет. С тех пор как я купила машину, весь Маралал, очевидно, остался без бензина. Сомалиец уверяет, что топливо прибудет сегодня или завтра. Я больше не верю ни одному его слову. Мы с Лкетингой переезжаем в наш номер, чтобы провести там нашу первую после разлуки ночь.
Тем временем в Маралале прошел дождь. Все вокруг становится зеленым, будто мы оказались в другой стране. Ночью стремительно холодает. Впервые я испытываю весь ужас из-за комаров. Даже во время ужина в холодной комнате они продолжают меня кусать. Лодыжки и руки