— Надеюсь, ты не против? — спросила Зози, как только я вошла. — Мне показалось, что это немного поднимет настроение.

— Мне нравится, — сказала я. — И туфли, и шоколадки…

Зози усмехнулась.

— Две самые большие мои страсти.

— Ну и… что же ты любишь больше всего? — спросила я.

Не то чтобы мне действительно так уж хотелось это узнать, но профессиональное любопытство заставило меня задать этот вопрос. Уже четыре дня прошло, а я до сих пор так и не догадалась, что же ей больше всего по вкусу.

Она пожала плечами.

— Мне всякий шоколад нравится. Но ведь покупные шоколадки — это все-таки не совсем то, верно? Ты сама говорила, что раньше все своими руками делала…

— Делала. Но у меня тогда и времени было больше…

Она посмотрела на меня.

— У тебя будет достаточно времени. Хочешь, я буду присматривать за магазином, а ты пока будешь творить свое волшебство на кухне?

— Волшебство?

Но Зози уже строила планы — по-моему, она даже не заметила, какое впечатление произвело на меня это обычное, в общем-то, слово — мы будем продавать особые трюфели, сделанные вручную — трюфели, кстати, готовить проще всего, — а затем, возможно, и mendiants, мое любимое лакомство, особенно если посыпать их миндальной стружкой и украсить консервированными вишнями и крупным желтым кишмишем.

Я могла бы приготовить mendiants и с закрытыми глазами. Их даже ребенок может приготовить; например, маленькая Анук часто помогала мне, когда мы жили в Ланскне: она выбирала самые крупные виноградины, самую сладкую клюкву (всегда откладывая в сторонку довольно щедрую порцию — для себя) и аккуратно, согласно определенному рисунку, распределяла их на пластинках еще мягкого шоколада, темного или светлого.

С тех пор я ни разу не готовила mendiants. Слишком сильно они напоминают мне о тех днях, о той маленькой булочной со снопом пшеницы над входом, об Арманде, о Жозефине, о Ру…

— За шоколадки, приготовленные вручную, ты можешь назначить любую цену, — говорила между тем Зози, словно не замечая моей задумчивости. — А если поставишь еще столик с парой стульев — вот здесь вполне можно расчистить немного места, — она показала мне, где именно следует поставить стол и стулья, — то покупатели смогут даже ненадолго присесть, выпить кофе или шоколаду и съесть кусочек пирожка. Это было бы славно, тебе не кажется? Мило, по-домашнему. В общем, отличный способ привлечь клиентов.

— Хм…

Я все еще сомневалась. Это было бы слишком похоже на Ланскне. Chocolaterie — это прежде всего магазин, а хозяева магазина не должны дружить с покупателями. Иначе в один прекрасный день случается неизбежное, и шкатулку, один раз открытую, уже невозможно снова захлопнуть. Кроме того, я примерно представляла, что по этому поводу скажет Тьерри…

— По-моему, не стоит, — наконец промолвила я.

Зози ничем не возразила, лишь молча на меня посмотрела. Я чувствовала, что весьма ее разочаровала. Странное чувство… и все же…

Интересно, когда это я стала такой боязливой? С каких пор стала всему придавать значение? И голос мой теперь звучит сухо и нервно, точно у ханжи, строгой блюстительницы нравов. Интересно, неужели Анук он тоже таким слышится?

— Да ладно. Я просто так предложила, — спокойно сказала Зози.

«И что в этом плохого? — думала я. — Это же всего лишь шоколад, в конце концов; ну, сделаю я несколько дюжин трюфелей — просто чтобы квалификации не терять, — и что с того? Тьерри, конечно, скажет, что я просто зря время теряю, но почему это должно меня останавливать? Какое мне дело, что он скажет?»

— Хотя… — неуверенно начала я, — можно было бы, пожалуй, сделать несколько коробок трюфелей к Рождеству…

У меня ведь целы все мои кастрюльки, сковороды и противни, медные и эмалированные; все они тщательно завернуты и сложены в кладовке. Я сохранила даже гранитную плиту, на которой обычно охлаждаю горячую глазурь, и все термометры для определения температуры растопленного сахара, и все пластиковые и керамические формочки, и все половнички, терки и особые ложки с прорезями. Все бережно хранится, чисто вымытое и полностью готовое к употреблению. Розетт, наверное, будет в восторге, подумала я… а уж Анук…

— Вот здорово! — воскликнула Зози. — Заодно ты и меня можешь научить.

А почему бы и нет? Что тут, собственно, плохого?

— Хорошо, — сказала я. — Я попробую.

Вот так все и началось. Я снова вернулась к любимому делу и не испытывала по этому поводу ни малейшего беспокойства. Даже если кое-какие сомнения у меня и оставались…

Ничего страшного в нескольких коробках трюфелей нет и быть не может. Как и в выставленном на продажу подносе mendiants или пирожных. Благочестивым вряд ли есть дело до таких тривиальных вещей, как шоколадки.

Во всяком случае, я очень на это надеюсь — и с каждым днем Вианн Роше, Сильвиан Кайю и даже Янна Шарбонно благополучно отступают в прошлое, превращаясь в дым, становясь просто выдумкой, чем-то вроде необязательной сноски или поблекшего списка имен на старом листке бумаги.

Мне непривычно ощущать кольцо на правой руке — пальцы мои давно отвыкли от всяких колец. Еще непривычнее это имя — Ле Трессе. Я примериваю его на себя, словно одежду, словно пытаясь определить нужный размер, и то улыбаюсь, то хмурюсь.

Янна Ле Трессе.

Это просто имя.

«Чушь собачья, — слышу я в ушах голос Ру, отлично умеющего менять как имена, так и обличье, бродяги и цыгана, автора многих простых истин, всегда попадающего в самую точку. — Это не просто имя. Это приговор».

15 ноября, четверг

Так вот в чем дело! Она носит его кольцо. Тьерри, ну надо же, именно Тьерри! Тьерри, который не любит ее горячий шоколад, который ничего о ней не знает, даже ее настоящего имени! Она говорит, что пока никаких особых планов не строит. Говорит, что просто пытается привыкнуть к подаренному им кольцу. И носит его, точно пару туфель, которые необходимо разносить, чтобы они были по ноге.

По ее словам, свадьба будет самой скромной. Обычная регистрация брака; никаких священников, никакого обручения в церкви. Только вряд ли. Уж он-то своего добьется! Уж он-то все сделает как полагается — с огромным «кадиллаком», со свадебными нарядами для меня и Розетт. Вот ужас-то!

Я так и сказала Зози, и она, скорчив рожу, заявила: «Каждому свое», хотя это просто смешно, ведь, будучи в здравом уме, даже представить себе невозможно, чтобы эти двое могли по-настоящему полюбить друг друга.

Впрочем, он-то, наверное, ее как раз любит. Но разве он хоть что-нибудь понимает? Вчера вечером он снова зашел к нам и пригласил в ресторан — нет, на этот раз не в «Крошку зяблика», а в какое-то дорогое заведение на реке, где можно было любоваться проплывавшими мимо суденышками. Я надела платье, и он сказал, что мне очень идет, только нужно еще волосы щеткой пригладить. А Зози осталась присматривать за магазином и за Розетт, потому что Тьерри сказал, что ресторан — неподходящее место для маленького ребенка (хотя все мы понимали, что дело совсем не в этом).